Кевин и Джесса изумленно наблюдали. Я поняла, что Макс спасал положение, поддерживая разговор, но мне трудно было сосредоточиться, поскольку Дон гладил мое ухо и щеку большим пальцем так, что никто не видел, зато я чувствовала, и очень сильно.
— Ты, наверное, думаешь, — продолжал Макс, — будто у нас самые обычные семьи и скучные жизни, и, возможно, даже немного завидуешь этому, но у тебя есть то, чего нет ни у кого из нас — это твой совершенно нереальный талант.
Я, да и все остальные, наверное, тоже, подумали, что ему стоит говорить только за себя. Но в целом Макс прав. Аделу все еще тошнило. Макс терпеливо вытирал ее чистой стороной свитера и продолжал говорить, будто ничего особенного не происходило.
— Видишь ли, большинство людей никогда не будут относиться к тебе как к обычному человеку, потому что ты необычайно великолепна, но вообще-то все зависит от того, как ты сама себя преподнесешь. Мы-то уж точно относимся к тебе как к нормальной, потому что мы твои верные друзья — ну, я, может, и нет, но эти ребята точно… — Он обнял Аделу за талию, чтобы ее голова свесилась ему на грудь. — Как вы думаете, ей уже можно спать? — спросил он.
— Не здесь, — сказал Кевин, — даже если ты этого очень хочешь, Макс! Лучше пусть девушки отведут ее в постель.
— Но она же… вся грязная, — возразила Джесса.
— Лучше, чем мертвая, — сказал Дон.
— Хоть и недалеко от этого ушла, — парировала Джесса. — Ох, ладно, Макс.
Мы подняли заворчавшую Аделу на ноги. С трудом мы дотащили ее до спальни, раздели догола, положили в постель, а рядом поставили большой таз и кружку воды.
— Спи крепко, Адела, — сказала Джесса, — мы не разбудим тебя до ланча, а потом ты уж постарайся и отыграй свою партию так, чтоб у всех сердце в пятки ушло…
Завтрак мы проспали. Нам с Джессой с трудом удалось приползти на общее собрание в половине одиннадцатого. Дон подошел ко мне, крепко обнял и незаметно поцеловал в макушку. Кевин и Джесса снисходительно улыбались, глядя на нас. Макс выглядел изможденно. Козленку мы сказали, что Аделе вчера вечером было плохо, возможно, она отравилась, но заверили его, что к концертам она точно поправится. После собрания мы все порепетировали, и наконец время главного выступления настало. Начали подтягиваться родители. Те, кто приехал издалека, устраивали пикники на лужайках. Некоторые брали младших братиков и сестренок поплавать в бассейне.
Мы с Доном сидели на скамейке под каштаном не в силах разлучиться даже на мгновение. До ланча оставалось пять минут. Между поцелуями трудно было найти время поговорить, но мне удалось спросить Дона, приедут ли его родители на концерт.
— Конечно, — сказал он, — папа сегодня утром звонил и сказал, что не пропустит джазовый концерт ни за какие коврижки.
— А мои, дай бог, только к вечернему шоу заявятся. Заставят себя приехать, будут ворчать, а потом еще не раз припомнят и попрекнут, что потратили на меня столько времени.
Дон улыбнулся. Я вдруг вспомнила наш разговор про родителей, но на этот раз он не стал читать мне нотаций.
— Циник ты, — сказал он. — Они же знают, какая у них прекрасная дочь. Или мне им напомнить?
— Не вздумай… — начала я.
— А разве ты не представишь меня родителям? Ты меня стесняешься?
— Дон, не говори глупости! Просто я не выдержу. Мама такая любопытная, будет задавать кучу дурацких вопросов, как маленькая девочка, а папа будет стесняться.
— Да я шучу. В любом случае, Ханна… или мне лучше называть тебя Дак?
— Ой, не напоминай! Хотя я и не возражаю быть Дональдовой Дак…
— Я как раз собирался сказать… нет, не то!.. Ну, ты понимаешь, да?
— Нет, совершенно ничего не понимаю.
— Ну, мы же будем встречаться, когда вернемся домой?
Я не могла себе представить, как это — не встречаться с ним.
— Конечно ! — сказала я. — У нас же еще все каникулы впереди, так?
— Не совсем, — погрустнел Дон, — я на три недели уеду в Шотландию, но когда вернусь, еще останется несколько дней до начала семестра.
— И еще после начала семестра, я надеюсь, — сказала я. — Или ты планируешь найти себе кого-нибудь постарше, когда вернешься в колледж?
— Нет, — серьезно сказал он, — кажется, я уже нашел то, что искал…
Это заявление потребовало сдержанных аплодисментов и совсем не сдержанных объятий с поцелуями.
— Эй вы двое, заканчивайте! Меня сейчас снова затошнит, а уже пора на ланч!
Боже мой, Адела. Здоровая, бодрая и шутит как ни в чем не бывало.
Читать дальше