Виктория Борисова - Обычные суеверия

Гнев Божий

Германия, Аугсбург, год 1645

Лето 1645 года от рождества Христова в окрестностях славного города Аугсбурга выдалось на редкость жарким и засушливым. Посевы сгорели на корню, и люди только и могли что бессильно вздымать руки к небу, предчувствуя голодную зиму и разорение.

В городе цены на хлеб мигом взлетели почти вдвое, и многим семьям пришлось затягивать пояса потуже. Знающие люди качали головами и говорили, что здесь, конечно не обошлось без колдовства. В самом деле, разве сатана, враг рода человеческого, в черной злобе своей не ищет любую возможность навредить людям? И разве не ведьмы, его верные помощницы, могут при желании вызвать град, засуху, неурожаи и болезни?

Мало-помалу народ начал роптать на бездействие властей. Он требовал немедленно найти и покарать виновных, дабы зло не осталось безнаказанным.

Дошло до того, что чернь на улицах плевала вслед бургомистру и судье, крича при этом:

— Пусть остерегутся власть имущие, подкупленные богачами! Пусть остерегутся они вместе с женами и детьми! Все знатные семьи города предались магии!

Городской магистрат начал расследование и скоро выявил виновных. Жену трактирщика Целлера и вдову Циммерман арестовали по подозрению в колдовстве. Первая держала в доме большого черного кота. Многие видели, как она гладила его и даже о чем-то тихо разговаривала, чего уж точно не подобает делать доброй христианке. Ясное дело, что под обличьем кота скрывался сам дьявол!

Напрасно потом Маргарета пыталась убедить судей, что кот — это просто кот, бессловесная божья тварь, очень умная и ласковая, а главное — превосходно ловит мышей и крыс, которые сильно досаждали раньше ее хозяйству. Маргарету трижды поднимали на дыбу, вывернули плечевые суставы, но упорная баба все запиралась.

Только когда судья приказал привязать ее к железному «ведьмину креслу» да развести под ним огонь пожарче, трактирщица не выдержала и призналась, что наводила засуху, подвешивая горсть земли в мешочке из кожи некрещеного младенца над огнем в очаге, что отнимала молоко у соседских коров, а главное — что посещала шабаши на горе Блосберг, где плясала с демонами и предавалась с ними самому гнусному распутству, а кот ее каждый раз на этих сборищах принимал вид красивого молодого человека с огненными глазами и маленьким хвостиком с кисточкой на конце.

Она указала также своих сообщниц — пятнадцать других женщин, которые тоже отплясывали богомерзкие танцы на шабашах, губили скот, портили погоду и насылали на людей неизлечимые болезни. Судейские чиновники и священник только диву давались: все названные ведьмы были известны в городе своим благочестивым поведением, каждую неделю ходили в церковь и исповедовались, а Марта Штюмер столь щедро раздавала милостыню неимущим, что чуть не довела себя до нищеты.

Воистину козни сатаны не знают равных по изобретательности и коварству!

Вдова Циммерман — уродливая горбатая старуха — жила в покосившейся лачуге у самой городской черты и часто бродила по улицам, стуча клюкой по камням мостовой и бормоча себе по нос что-то непонятное. Седые космы развевались на ветру, голова мелко тряслась на тонкой шее, а прохожие поспешно отводили глаза и спешили творили крестное знамение, дабы уберечься от сглаза. На допросе вдова то хохотала, то скулила от боли, словно побитая собака.

Сколько ни пытали старуху, палачам так и не удалось добиться признания. Да что там признание — она и слова не могла произнести по-человечески. Не иначе как сам дьявол проник в ее тело, дабы затворить уста изнутри, решили судьи и отступились.

В протоколе записали: «Ведьма кивнула головой, что следует понимать как признание своей вины», и этого оказалось вполне достаточно для смертного приговора.

Обеих сожгли на костре на площади перед ратушей. Маргарета не могла идти сама — в застенке на нее дважды надевали «испанский сапог». Палач привязал женщину к столбу, и когда поленница уже загорелась и дым стал подниматься к небу, ведьма, собравшись с силами, крикнула:

— Я невиновна! Я невиновна, как и все другие, кого я оговорила под пытками!

Отец Иоганн Бинсфельд, ученый богослов из Мюнхена, тюремный духовник, в обязанности которого входило принимать последнюю исповедь осужденных, только перекрестился и горестно провозгласил:

— Сие есть последнее усилие сатаны спасти свою ученицу!

А старуха Циммерман все так же трясла головой и щурила глаза, как будто не понимала, где находится. Когда огонь подобрался к ее босым пяткам, она пронзительно закричала, и крик этот ничем не напоминал человеческий. Только бесы могут издавать столь отвратительные звуки. Жалостливые горожанки крестились украдкой — если пламя костра причиняет такие муки, то каково же теперь придется грешной душе в аду, в огне негасимом?