— А кто вы такая, чтобы беспокоиться?
— Выслушай меня, Алехандра, — терпеливо произнесла мать, делая вид, что не замечает недовольных гримас дочери, — вчера в ресторане у меня сложилось впечатление, что ты умная девушка, которую не понимают родители.
— И я просила вас объяснить, что же происходит между ними, но вы мне так ничего и не сказали!
Мария Алехандра почувствовала справедливость упрека, несмотря на всю невозможность подобных объяснений, тогда она попыталась скрыть это не самым удачным образом — упрекая сама:
— Однако твой побег только подтверждает, что тебе еще рано все знать. И побег, и то, что ты отказываешься признавать чувства других людей. — Она стала прохаживаться перед дочерью, сидевшей на диване. — Что ты можешь знать о том, что чувствую я, Дельфина, Самуэль? Тебя так избаловали, что ты вообразила себя центром Вселенной.
— Почему вы со мной так разговариваете?
Мария Алехандра на минуту остановилась, пораженная неприязненным тоном дочери, а затем взглянула ей прямо в глаза:
— Любовь иногда заставляет говорить неприятные вещи…
— Только не надо утверждать, что вы меня любите!
— Я утверждаю то, что считаю нужным, — в тон дочери, холодно сказала Мария Алехандра. — А теперь сделай одолжение, сними эту мужскую рубашку, оденься и едем домой.
Алехандра вызывающе блеснула глазами и не сдвинулась с места:
— А почему я должна вам подчиняться?
— А потому, что, если ты этого не сделаешь, я увезу тебя силой! Даю тебе десять минут на то, чтобы одеться и проститься с Фернандо. Я буду ждать тебя на улице. Все понятно?
В глубине души Мария Алехандра вовсе не была уверена в том, что дочь послушается, поэтому она рассеянно прохаживалась по тротуару перед домом, взволнованно покусывая губы. Если бы она не была так озабочена только что состоявшимся разговором с дочерью, то наверняка обратила бы внимание на темно-синий «шевроле», одиноко стоявший на другой стороне дороги. Как только появилась Алехандра, сидевший в машине Монкада тут же поднял телефонную трубку:
— Все произошло, как мы и думали, сенатор, они обе вышли из дома этого музыканта.
— Прекрасно, — отозвался Эстевес, — не попадайся им на глаза, пусть едут. И позаботься о том, чтобы этого паршивого музыкантишку каждый раз, когда он услышит мое имя, пробирала холодная дрожь, чтобы он просыпался, дрожа от страха, стоит ему увидеть во сне мою дочь!
— Будьте спокойны, сенатор, — ответил Монкада и положил трубку.
— Сейчас мы поймаем такси, и ты сразу поедешь домой, — между тем говорила Мария Алехандра, стараясь скрыть свою радость, вызванную приходом дочери. — Надеюсь, твой характер не помешает тебе извиниться перед родителями.
— Значит, вы со мной не поедете?
— Конечно, нет, иначе твои родители непременно стали бы расспрашивать, где я тебя нашла, а мне совсем не хочется рассказывать им, что я нашла тебя на холостяцкой квартире молодого парня, да еще в его рубашке и на его диване… Слушай, — Мария Алехандра слегка запнулась, — ну-ка посмотри мне в глаза… Вы не спали вместе?
— Конечно, нет, — улыбнувшись невольному испугу, прозвучавшему в голосе Марии Алехандры, ответила дочь, — я не такая уж глупая, чтобы не знать как появляются дети.
— Прекрасно, сеньорита, — тоже улыбнулась мать. — В таком случае желаю вам успеха, и не забудьте извиниться перед родителями за свой проступок. Если вы будете вести себя вызывающе, то ни к чему хорошему это не приведет.
Алехандра вдруг почувствовала искреннюю симпатию к этой малознакомой красивой женщине, проявлявшей такую заботу о ней. Ей стало жаль, что ее собственная мать оказалась неспособна на это.
— Вы правы… — согласилась Алехандра и вздохнула, — мне очень не хватало такого друга, как вы. Можно я вас поцелую и буду называть на «ты»?
Марии Алехандре удалось скрыть свое волнение лишь потому, что в этот момент подъехало такси.
Дома Алехандру ждали бледная, растерянная мать и разъяренный, испепеляющий своим гневным взглядом отец. Она едва успела пролепетать: — «Мама… папа… поверьте, я очень сожалею», как сенатор Эстевес бешено топнул ногой и зарычал:
— Не подходи ко мне!
— Но…
— Алехандра, иди к себе, — попыталась разрядить обстановку Дельфина, но Самуэль не позволил ей этого сделать:
— Нет уж, пусть сначала меня выслушает!
— Папа, я хотела…
— Помолчи. — Никогда раньше отец не обращался к ней в таком тоне, и потрясенная Алехандра застыла на месте, переводя умоляющий взгляд с отца на мать. — Ты надругалась над моими чувствами, — продолжал говорить Эстевес, распаляясь все больше и больше при мысли о том, чем его дочь могла заниматься ночью с этим «паршивым музыкантишкой», — над моим доверием и уважением к тебе. Твое поведение — это насмешка над моей заботой и старанием обеспечить тебе счастливую жизнь в этом доме. Знай: такого я не забываю. Ты утратила и мое доверие и мое уважение. Я никогда тебя не бил и сейчас до этого не унижусь, хотя ты вполне этого заслуживаешь. Иди к себе и плачь там, бесстыжая… Я прекрасно знаю, где ты была и с кем.
Читать дальше