— Извините, дон Самуэль, — проговорила Бенита, кивая в сторону лейтенанта, — но вас тут спрашивают.
— В чем дело?
— Я вынужден задержать вас по подозрению в убийстве Луиса Альфонсо Медины, — твердо произнес полицейский.
Алехандра ахнула и с ужасом взглянула на отца, но, поскольку он стоял молча и ничего не отвечал, перевела взгляд на лейтенанта Маркеса.
— Вы… что вы такое говорите?
— Будьте так любезны пройти со мной, сеньор Эстевес.
— Как вы смеете!.. Здесь какое-то недоразумение…
— Успокойся, Алехандра, — наконец, заговорил Эстевес и, кивнув в сторону дочери, просительным тоном обратился к лейтенанту. — Вы не могли бы оставить нас на минутку одних? Очень вас прошу.
Потрясение дочери и спокойное мужество Эстевеса, произвели должное впечатление на Маркеса, и он, секунду поколебавшись, кивнул головой.
— Только недолго.
— Разумеется.
Лейтенант вышел и, повинуясь властному кивку Эстевеса, вслед за ним вышла и ничего не соображающая Бенита.
— Папа, ты и в самом деле убил этого человека?
— Да, — каким-то, сразу угасшим голосом, подтвердил Эстевес. — Я его убил.
— Но этого не может быть, папа! — плачущим голосом вскричала Алехандра. — Ну, скажи мне, что это ложь, что ты просто хочешь спасти маму!
"Значит, она любит меня больше, чем Дельфину, — растроганно подумал Эстевес, — эх, девочка, как бы мне хотелось сказать, что это ложь, да теперь уже поздно…"
— Знаешь, Алехандра, эту тайну я хранил целых пятнадцать лет и уже было думал, что она никогда не раскроется…
— Но зачем, зачем ты это сделал?
— Из любви к Дельфине, — таким безнадежно-усталым голосом произнес Эстевес, что у Алехандры защемило сердце. — И, самое главное, девочка, как это ни страшно прозвучит, но я совсем не раскаиваюсь в этом. Я бы снова и снова убивал этого негодяя, пытавшегося надругаться над твоей матерью, имей он не одну, а несколько жизней.
— Но почему же ты не заявил об этом сразу, почему допустил, чтобы Мария Алехандра столько лет провела в тюрьме?
А вот на этот вопрос Эстевесу было невозможно ответить так же правдиво, как и на первый, но он постарался это сделать, рискуя утратить искреннюю симпатию дочери, сквозившую в ее широко раскрытых, блестящих от слез глазах.
— Да потому, что сделать это — значило обречь себя на несчастье. А я хотел жениться на Дельфине, иметь от нее детей и пройти весь намеченный путь до конца. И это не единственное зло, которое я совершил из любви к ней. Я убивал и других людей, да, убивал, Алехандра, хотя мне и ужасно признаваться тебе в этом. До сих пор, мне удавалось все скрывать, но теперь, видимо, пришел час расплаты. Я убил и Перлу и Монкаду, надеясь спасти нашу семью, которая, несмотря на все мои усилия, безнадежно развалилась. И вот об этом-то я и жалею больше всего. — Заметив, что Алехандра его уже едва слушает и, вот-вот, сорвется в истерику, Эстевес поспешил закончить. — Я представляю себе, какие чувства ты сейчас испытываешь, и не прошу твоего снисхождения… Помни лишь об одном — твоя любовь была для меня высшим счастьем во всей моей жизни.
Услышав последние слова, Алехандра вдруг подняла голову и взглянула прямо в глаза отца, который поразился ее твердому взору.
— Что бы ни случилось, папа, но я буду с тобой и помогу тебе начать новую жизнь. Клянусь тебе в этом!
— Спасибо, — растроганно сказал Эстевес, целуя ее в лоб, — а теперь иди, скажи лейтенанту, что я прошу у него еще ровно пять минут, чтобы привести в порядок свои бумаги, а потом буду полностью в его распоряжении.
Алехандра кивнула головой и вышла, а Эстевес тяжело поднялся по лестнице и заперся у себя в кабинете. Всю жизнь он лгал, считая, что именно этот путь ведет его от успеха к успеху, и вот теперь вдруг убедился, что все эти успехи оказались лишь мыльными пузырями, полопавшимися один за другим. Но, стоило ему единственный раз в жизни сказать правду, и эта правда, какой бы горькой и ужасной она ни была, принесла ему последнюю, но, зато, настоящую победу, сохранив любовь и уважение дочери. Все дальнейшее уже было бессмысленным и ненужным, да и не мог он представить себя в виде кающегося грешника, честно отбывающего наказание за все свои предыдущие грехи. Вся его гордость, спесивость, тщеславие противились такому уделу, и даже неимоверная любовь к дочери, не могла заставить предстать перед ней униженным и раздавленным. Всю оставшуюся жизнь видеть в ее глазах лишь сочувствие и жалость? Нет, с него довольно и того сочувствия, которое она ему сегодня выразила, пусть это будет его самым последним и самым чудным воспоминанием! Она не должна и не будет стыдиться трусости и малодушия своего отца, ставшего из знаменитого сенатора самым обычным уголовником! Не ради себя, но ради нее он сделает этот последний шаг, — подумал Эстевес и достал из тайника за картиной второй пистолет — первый был отобран полицией сразу после убийства Монкады. Глянув в чернеющий зрачок дула, он представил себе, как вздрогнет и закричит Алехандра, и невольно содрогнулся от жалости и ужаса.
Читать дальше