Владимир Андреев - Ганг, твои воды замутились. Три брата

И опять — в который раз! — Джави пришлось смириться с тем, что его желания не имели значения для Нарендера. Вот бабушка — другое дело. Если бы она сказала внуку, что не одобряет его выбора, он всерьез бы задумался о том, стоит ли учиться в Вишвабхарати. Но ее авторитет и строился на том, что она всегда пыталась понять Нарендера, и если не соглашалась с ним, то причинами этого были не тщеславие и самодурство, не стремление подчинить его своей воле, а всесторонний анализ предмета спора с точки зрения истинного смысла и значения для судьбы самого внука и окружающих.

Деви знала, что современный Шантиникетон — не совсем тот, который задумал когда-то великий Тагор, которому он отдал свою жизнь, надеясь, что это место станет культурным центром новой Индии, откуда на всю страну прольется свет истины. Но она считала, что увлечение Нарендера тагоровскими идеалами равенства, просветительства, отношение к знаниям как к благодати — это прекрасный этап в жизни юноши, свидетельство того, что в его груди бьется благородное сердце, что душа его жива, и она развивается, растет, обретая способность вместить в себя весь мир.

«Пусть мальчик наденет желтые одежды шантиникетонского студента, сядет за стол вместе с юношами из разных уголков Индии, разных каст, пусть познакомится с их традициями, впитает в себя культуру, древнюю, воплощенную в языках, обрядах, искусстве, ремесле, пусть постарается понять непохожих на себя людей и полюбить их братской любовью, — думала бабушка. — И пусть если даже он разочаруется в том, что представляет собой сегодня эта «Обитель покоя», как называл свое детище Тагор, все увиденное им там и все прочувствованное навсегда останется с ним. А что даст ему калькуттский или любой другой столичный университет? В лучшем случае набор знаний, которые трудно применить на практике. А в остальном все будет так, как на приеме у знакомых Джави — соревнование в роскоши, ядовитые разговоры, полные скрытых уколов, зависть и никаких культурных интересов. Может, он и выйдет оттуда юристом, но счастливым человеком, нашедшим смысл своей жизни, — вряд ли».

Деви сама отвозила Нарендера в общежитие и в течение первого года, проведенного юношей в стенах Вишвабхарати, навещала его несколько раз в неделю. Однако здоровье ее резко ухудшалось, и, несмотря на паломничество врачей, которых зазывал в дом встревоженный состоянием матери Джави, очень скоро Деви пришлось занять свое место в инвалидном кресле. Конечно, это было самое современное кресло, нашпигованное электроникой, позволяющей вести почти нормальный образ жизни: передвигаться по дому, без посторонней помощи перебираться на кровать и прочее, но оно не могло заменить ноги. Энергичная и жизнерадостная, бабушка Нарендера вдруг превратилась в больную и нуждающуюся в постоянной заботе старуху.

Это был сильный и страшный удар для нее самой. Но ей, наученной жизнью, помогло мудрое смирение и вера в божественное провидение и великий смысл совершающегося со всеми людьми таинства рождения и смерти. У Нарендера не было еще ни мудрости, ни настоящей веры, и он оказался совершенно незащищенным перед открывшимся ему простым фактом, что его бабушка так же смертна, как и все сущее, и что однажды она покинет его ради следующего воплощения, в котором они, конечно, не окажутся рядом. Нить связывающей их любви прервется, будто это паутина, а не крепкие узы. Руки разожмутся, отпуская друг друга в вечность, и впереди для одного будет неизвестность, а для другого — существование с ощущением пустоты в душе.

Деви пришлось пережить вместе с ним это страшное время, когда перед юным человеком впервые встает призрак смерти. Она и не думала о себе в эти дни — она помогала внуку справиться с одолевавшими его мыслями, пыталась объяснить ему то, что выстрадала за свою долгую жизнь, к чему пришла. Смерть — это часть жизни, а значит, часть радости. Ее надо принять так же, как мы принимаем все остальное, что происходит с нами на свете: рождение, любовь, детей… Мы не знаем смерти точно так же, как не знаем смысла жизни. И если нам больно, когда уходят любимые люди, то это означает только, что в нас живет любовь к ним — да, живет, именно живет! Так где же тут смерть?

Нарендер слушал ее и не понимал. Мудрость заключена в словах, но чтобы извлечь ее из них, тоже нужен опыт. Однако этот страх потерять родное существо, эти казавшиеся бесплодными попытки постичь смысл сущего все-таки многое дали ему. Бабушке стало полегче, болезнь отступила, хоть и отняла ноги. Но Нарендер уже не был прежним беспечным юношей с детской верой в незыблемость сущего. Он стал взрослым, и теперь ему предстояло заново строить свой мир.