Владимир Андреев - Ганг, твои воды замутились. Три брата

— Бабушка, он не нуждается в моем восхищении — ему нужно только, чтобы я ему подчинился! — с досадой ответил ей юноша. — Я раздражаю его своей непохожестью на идеального сына такого человека, как он. Он хочет только сломить меня, сделать своим полным подобием.

Деви вдруг улыбнулась и покачала головой.

— Нет, мой мальчик, ты ошибаешься, — сказал она, глядя внуку в глаза. — Он такой же человек, как другие, а значит, ему хочется того же, что и всем — чтобы его любили.

— Кто? Папа? Папа хочет, чтобы я его любил? — Нарендер вытаращил глаза. — Да он всю жизнь только и делал, что старался вызвать у меня ненависть и отвращение к себе, постоянно выказывая такие же чувства ко мне самому!

Деви взяла его руку и ласково погладила ее.

— Какой же ты еще маленький, Нарендер! Кто объяснит тебе все, когда меня… — она не решилась продолжать, ругая себя за то, что вообще напомнила ему о неизбежном. — Я только хочу сказать, что уже пора поумнеть — а это значит стать милосердней.

— К нему? — не понял юноша.

— Ко всем, — ответила бабушка. — Даже к себе.

— А как? — простодушно спросил Нарендер, будто маленький ребенок, которому впервые доверили «взрослую» работу.

— Начни с отца — постарайся быть терпимее и добрее. А сам… Ты должен научиться ценить жизнь и радоваться ей, тогда ты лучше поймешь людей, тебе легче будет прощать и любить их.

— Прощать и любить — это что, одно и то же? — удивился Нарендер.

— Почти всегда, — кивнула бабушка. — А впрочем, хорошо бы тебе узнать об этом не с моих слов, а из собственного опыта. Хватит сидеть с книгами здесь и в университете. Тебе пора покинуть стены этого дома и познакомиться по-настоящему с миром — а вместе с ним и самим собой. И начать советую немедленно!

— Что ты имеешь в виду? — удивился юноша, с трудом спускаясь на землю, где вместо общих рассуждений его ждали конкретные дела. — Пойти к отцу и сказать: папа, я восхищен твоим умением носить смокинг!

— А хоть бы и так! Уверена, ему понравится! — рассмеялась Деви. — Но я говорю о другом. Сделай так, как он хотел — сходи к Чанхури. Хотя бы ради Ратхи — по-моему, она просто прелесть.

— По-моему, тоже, — согласился Нарендер. — Ладно уж, иду надевать смокинг — правда, я в нем совсем не так хорош, как отец.

Ратха улыбалась гостям вымученной улыбкой, мечтая только об одном — хоть бы этот вечер поскорее закончился. Как она была глупа, ожидая его с таким нетерпением! Она даже не пошла на встречу с приехавшим в Калькутту известным французским археологом, хотя ей очень хотелось. И все ради того, чтобы успеть сделать себе прическу и свежий маникюр.

Первую половину приема она еще надеялась, все время посматривала на дверь, старалась держаться поближе к зеркалу, чтобы видеть себя и свой туалет: все ли в порядке, не растрепались ли локоны, красиво ли лежат складки сари из тяжелого южно-индийского шелка. Это сари стоило ей немалых хлопот, не говоря уж о том, что пришлось заплатить за него больше тысячи рупий. Зато удалось разыскать именно такое, какое вполне могло считаться последним криком моды. Девушки из университета называли этот стиль «змеиным» — плотный шелк переливался чуть ли не всеми цветами радуги. Если смотреть на него с близкого расстояния, оно малахитово-зеленое, стоит чуть отойти — уже ярко-алое, ну а если взглянуть сбоку — то вообще фиолетовое. Ратха не могла бы сказать с чистой совестью, что она без ума от своего наряда. Ядовитыми красками и тяжелой скользкостью он и вправду напоминал змею. Но ведь модно… Что тут поделаешь! Остается только надеяться, что со следующим поветрием в моде ей повезет больше — станут, например, считаться «криком» сари из муршидабадского шелка — те, что продергиваются через кольцо, как паутинка. Вот они ей действительно по вкусу.

Хотя сегодня девушке хотелось нравиться не себе, а тому, кого она так долго ждала. Вот наконец в зале появилась широкоплечая фигура Джави Сахаи, и Ратха, забыв о приличиях, бросилась к нему, надеясь за его спиной увидеть Нарендера. Однако кроме нарядной Ситы, с не слишком веселым видом оглядывающейся вокруг, она никого не обнаружила.

Ратха едва удержалась, чтобы не спросить у Джави, почему не пришел его сын. Однако остатки гордости все же помешали ей сделать это. Она закусила губу и отступила назад, надеясь, что семейство Сахаи не заметило ее порыва.

Однако Джави был слишком наблюдателен, чтобы пропустить то, что увидел бы даже рассеянный человек. Написанное на лице девушки отчаяние еще больше разозлило его. «Что позволяет себе этот мальчишка! — со злостью подумал он, вспоминая обычное отстраненное выражение лица сына. — Его ждет такая красавица, а он предпочитает проводить вечера в обществе своих книг и высоких мыслей! Скоро он откажется идти на прием к премьер-министру Индии, если тому вдруг придет фантазия пригласить такого бесполезного и ни к чему не пригодного молодого человека!»