Джей Макинерни - Модельное поведение

Крупный план: край лезвия бритвы сверкает в воздухе.

По-прежнему крупный план, но, отступая назад, мы видим, что бритва — это на самом деле гибкий шпатель, который держит женская рука.

Смена угла зрения.

Коннор Макнайт появляется в дверном проеме, смотрит с ужасом.

Смена кадра.

Брук Макнайт, очень симпатичная, хотя немного изможденная женщина тридцати пяти лет, сосредоточенно смотрит на острый шпатель в своих руках.

Опять смена кадра: теперь мы видим несколько шрамов на тыльной стороне левого запястья Брук.

Коннор (за кадром): «Брук!»

Она, будто в трансе, завороженно продолжает смотреть на лезвие шпателя…

Коннор осторожно приблизился, а она все смотрела на опасное оружие. Он поцеловал ее в щеку и разжал ее пальцы на инструменте. Заклятие оказалось снято.

— Доброе утро! — звонко сказала она. Ее руки внезапно освободились, и она взяла сигарету. Только сейчас Коннор заметил на ней заляпанный краской халат. Полдюжины банок с краской стояло вскрытыми на газетах. Все книги с полок были сгружены в кучу на пол. Стену позади камина покрывали персиково-розовые мазки, но ни один из них не мог сравниться по яркости с морковным цветом ее лица.

— А я не давала тебе мой старый экземпляр «Легенд осени» Джима Харрисона? Помнишь обложку? Я нигде не могу его найти. Мне кажется, что вот этот вот оттенок, типа лососевого, будет очень хорошо здесь смотреться. Как ты думаешь?

— Брук, что это за неожиданный интерес к декорированию интерьера? Мы собираемся домой на Рождество и уезжаем через три часа.

Коннора нервировал запах краски, символизирующий новые начинания и многообещающие ожидания. Он наблюдал, как его сестра мечется по комнате, останавливаясь то здесь, то там, чтобы сдвинуть стул или стряхнуть пепел с сигареты.

— Я разбирала шкафы и нашла пуловер абрикосового цвета, который подарила мне мама пару лет назад. Я подумала, что цвет стен здесь слишком депрессивен. Они выглядят как стеньг какого-то унылого муниципального офиса в каком-нибудь занюханном, пыльном городишке. Ради всего святого, они даже не белые! Они цвета дыма или чего-то типа воздуха в тоскливый лос-анджелесский день.

Она пристально изучала мазки на стене:

— Скажи честно, какой тебе нравится больше всего?

Брук спросила это так, будто Коннор известен своей скрытностью по части обнаружения своих любимых цветов.

— Брук, ты меня слышишь? — Он уже видел это дервишеподобное поведение, он прижал ее к стене и нежно обнял: — Мы уезжаем сегодня. Корветта скоро должна быть здесь.

— Мне больше нравится вот этот зрелый персик… конечно, я слышу тебя… но сложно судить, когда есть всего один мазок. Может, если выкрасить всю комнату, станет слишком темно?

Коннор сжал ее еще сильнее и уткнулся лицом в медь ее кокосово-сигаретных волос. Прижав щеку к ее горлу, он фиксировал ее монолог как серию далеких вибраций. Неожиданно снизошло умиротворение, он погрузился в убежище воспоминаний о детстве. Пока Брук бормотала, Коннор мог бы и заснуть. Но она не дала, начав резко высказываться в пользу красок с оттенком охры. Он сжал ее сильнее, так сильно, как мог, и в конце концов она прекратила лепетать.

— Мы едем домой, Брук.

— Джерри снова женится, — тонким голоском прошептала она.

— Когда ты это узнала?

— Сегодня утром. Он позвонил сообщить, чтобы мне не пришлось прочесть об этом в прессе. Нет, услышать об этом — что было бы более верным.

Она выкурила полсигареты в одну затяжку.

— Словно это будет на обложке в гребаном «Пипл» на следующей неделе. Вот дерьмо: может, и будет. Он женится на балийском пляже. Одна из его студенток… сюрприз! сюрприз!.. Я ответила: «Джерри, я, правда, не думаю, что ученому приличествует так предсказуемо, так откровенно быть детерминированным бытием».

— Ты все еще любишь его?

Она вздохнула и задумалась:

— Нет. Если бы я любила его, я бы желала ему счастья, разве не так?

Коннор подумал, что этим можно как-то объяснить декорирование, цветовые предпочтения и лезвие шпателя.

— Слушай, если ты обещаешь собрать вещи, я обещаю помочь тебе покрасить стены, когда мы вернемся.

У него не было большого желания ехать домой на праздники. В последние годы Филомена, со своими яркими детскими ожиданиями, вернула в его жизнь забытые рождественские ритуалы. В первый год в Японии она нашла крошечную елку-бонсай и приколола носки к стене над керосиновой печкой.