Тейлор Рейд - Настоящая любовь

– Отличная работа, – говорю я. – Великолепный вид.

Джесс встает и оборачивается, чтобы посмотреть на свое творение – снежного ангела. Потом он смотрит на мое.

– Надо признать, – говорю я, – что твой лучше.

– Не занимайся самоуничижением, – говорит он. – Есть люди, обладающие прирожденным талантом к искусству оставлять отпечатки на снегу. И я – один из них.

Я закатываю глаза, а потом осторожно наступаю на середину его ангела, где не останется отпечатков ног. Наклонившись вперед, я рисую нимб на том месте, где была его голова.

– Вот, – говорю я. – Теперь это искусство.

Но, стоя в снегу, я совершила типичную для новичков ошибку. Я повернулась к нему спиной. И, когда я распрямляюсь, он запускает в меня снежком.

Тряхнув головой, я очень медленно, не торопясь сама леплю снежок.

– Ты не сделаешь этого, – говорит он, его голос выдает легкий страх.

– Ты сам начал.

– Успокойся. То, что ты собираешься сделать, неправильно, – говорит он.

– Да? А что ты сделаешь? – спрашиваю я, неторопливо приближаясь к нему и наслаждаясь недавно обретенной властью.

– Я… – произносит он, но потом молниеносно бросается ко мне, выбивая снежок из моей руки. Не долетев до земли, тот падает мне на ногу.

– Ты ударил меня моим собственным снежком! – говорю я.

Я леплю другой снежок и бросаю его в Джесса. Он попадает ему в шею, я объявляю войну.

Джесс бросает один снежок мне в руку, а другой – в макушку. Я попадаю ему прямо в грудь. Убегая, я вижу, как он лепит огромный снежок.

Я бегу и бегу, а потом спотыкаюсь на снегу и падаю. Собравшись с духом, я ожидаю удара снежком. Но когда я открываю глаза, то вижу, что Джесс стоит прямо рядом со мной.

– Перемирие? – спрашивает он.

Я киваю, и он забрасывает последний снежок куда-то далеко.

– Как насчет жаркого огня и теплого пледа? – спрашивает он.

На этот раз я отвечаю без колебаний:

– Я – за.

Согревшись, мы с Джессом направляемся к стопкам книг и фильмов, много лет хранящихся в хижине. Это книжки в бумажной обложке, из супермаркета, до того потрепанные, что даже переплеты истерлись. Здесь есть DVD-диски начала 2000-х годов и даже несколько видеокассет.

Мы выбираем старый фильм и пытаемся включить телевизор. Он не реагирует.

– Это я что-то забыл или телевизор сломался? – спрашивает Джесс.

Я оборачиваюсь и смотрю, включен ли телевизор в розетку. Включен. Но после того, как я нажимаю разные кнопки, ничего не происходит.

– Он сломался, – говорит Джесс. – Могу поспорить, он давно сломался, но никому не приходило в голову включить его.

– Тогда почитаем книгу, – говорю я, направляясь к стопке книжек в бумажных обложках. – Я пришла к выводу, что это замечательный способ для того, чтобы провести время. – Разглядывая корешки книг на полке, я замечаю детективный роман, о котором никогда не слышала, читая Джона Гришэма и Джеймса Паттерсона. Я вытаскиваю его. – Почему нам не почитать вот это?

– Вместе?

– Я почитаю тебе, ты почитаешь мне, – говорю я. Джесс не в восторге от этой мысли.

Солнце садится, и, хотя холод нам здесь не грозит, Джесс подбрасывает в камин дрова. Он находит под баром старую бутылку красного вина, а я достаю из кухонного шкафа две баночки с конфитюром.

Сидя у окна, мы пьем вино.

Мы вспоминаем те случаи, когда мы были безумно счастливы вместе, и смеемся над теми, когда были безумно несчастны. Мы говорим о нашей любви, как два человека, обсуждающих только что увиденный фильм, при этом надо сказать, что мы говорим о ней, прекрасно зная, как все закончится. Теперь все наши воспоминания слегка изменились, приобретя горьковато-сладкий привкус.

– Ты всегда была рассудительной, – говорит Джесс. – Всегда останавливала нас в шаге от того, куда не следовало заходить.

– Да, а ты всегда придавал мне смелости, позволяя делать то, что я хочу, – говорю я. – Не уверена, что мне хватило бы духу сделать и половину того, что я сделала, если бы ты не верил в меня, не провоцировал меня.

Мы говорим о нашей свадьбе – о церемонии возле маяка, о нашей маленькой шалости здесь, о приеме неподалеку отсюда. Я говорю Джессу, что мои воспоминания об этом дне не омрачены тем, что случилось потом. Что, когда я думаю об этом, они по-прежнему приносят мне только радость. Что я благодарна за это, независимо от того, чем все закончилось.

Джесс говорит, что не знает, согласен ли он со мной. Он говорит, что воспоминания об этом дне навевают на него грусть, что в сравнении с будущим они кажутся до боли наивными, что ему жаль того Джесса, не знавшего, что ждет его впереди. Для него тот день, когда он полетел на вертолете, – напоминание о том, что он мог бы не потерять. Но потом он говорит о надежде на то, что однажды сможет отнестись ко всему так же, как и я.