Тейлор Рейд - Настоящая любовь

Я повернулась и посмотрела вперед.

– Кто это? – спросила, показывая на стерео.

Сэм смотрел на плотный поток машин слева от него, ожидая возможности свернуть на дорогу.

– Мингус, – ответил он, не глядя на меня.

Появился небольшой просвет, это был шанс вклиниться в общий поток. Сэм осторожно двинулся вперед и быстро повернул, элегантно присоединившись к нескончаемой веренице машин. Ослабив внимание, он снова повернулся ко мне.

– Чарльз Мингус, – расширил он свой предыдущий ответ. – Ты любишь джаз?

– По правде сказать, я не слушаю его, – проговорила я. – Поэтому не знаю.

– Тогда все нормально, – сказал Сэм, добавляя громкости. – Мы послушаем, и ты узнаешь.

Я кивнула и улыбнулась, показывая свою готовность. Проблема заключалась только в том, что через три секунды я поняла, что Чарльз Мингус – не для меня, и не знала, как вежливо попросить Сэма выключить музыку. Итак, я промолчала.

Когда мы вошли в магазин, отец сидел за кассой. Когда он увидел меня, его лицо просветлело.

– Привет, дорогая, – сказал он, сосредоточив свое внимание на мне, а потом на секунду повернулся к Сэму: – Привет, Сэм.

– Привет, папа, – сказала я в ответ. Мне не нравилось, когда отец называл меня «дорогая» в присутствии учеников из нашей школы. Но ворчать было бы еще хуже, поэтому я выбросила это из головы.

Сэм направился прямо в заднюю часть магазина.

– Я зайду в туалет, а потом, мистер Блэр, я вернусь и подменю вас.

Папа показал жестом, что не возражает, а затем повернулся ко мне.

– Расскажи мне, как ты провела день, – сказал он, пока я убирала свой рюкзак под кассу. – Начни с самого начала.

Оглядевшись, я увидела одного-единственного покупателя – пожилого человека, читающего биографию какого-то военного. Он притворялся, что внимательно изучает ее, но производил впечатление явно обеспокоенного человека. Я не слишком надеялась, что он послюнявит палец, чтобы перевернуть страницу или отыщет любимую главу.

– Разве ты не собирался вывести маму в свет? – спросила я.

– Как ты думаешь, сколько мне лет? – спросил он, поглядывая на часы. – Еще нет и четырех часов. Ты думаешь, что я поведу твою маму в ресторан по льготной цене?

– Не знаю, – сказала я, пожимая плечами. – Вы сегодня оба работали днем, значит, могли бы вместе сходить в кино.

– Мы работали сегодня потому, что ты нагрубила своей сестре, – сказал отец. Он говорил без всяких эмоций, в его голосе не было никакого осуждения. На самом деле мои родители не были злопамятными. Их наказания и недовольство были формальностью. Казалось, они следовали правилам, установленным для них кем-то другим. Если ты делаешь то-то, то мы должны сделать то-то. Пусть каждый из нас выполняет свои обязанности, и покончим с этим.

Все изменилось несколько лет спустя, когда я позвонила им среди ночи и попросила забрать меня из полицейского участка. Внезапно это перестало быть еще одним маленьким испытанием. В ту ночь я действительно разочаровала их. Но в те времена ставки были невысоки, а дисциплина была почти игрой.

– Я знаю, что вы с Мари – не лучшие подруги, – сказал папа, прибирая стопку книжных закладок, лежавшую рядом с кассой. Когда в шестидесятых годах открылся магазин, мой двоюродный дедушка, основавший его, заказал очень эффектные закладки с изображением земного шара и летящего вокруг него аэроплана. На них было написано «Путешествуй по миру, читая книгу». Отцу они так нравились, что он отказался от мысли обновлять их. Он снова и снова заказывал в типографии точно такие же.

Когда бы я ни брала одну из них в руки, меня поражало, с какой полнотой они символизируют то, что меня возмущало в этом книжном магазине.

Я собиралась путешествовать по миру, путешествуя по-настоящему .

– Но когда-нибудь, скорее, чем ты думаешь, вы обе поймете, как сильно нуждаетесь друг в друге, – продолжил папа.

Взрослые любят говорить подросткам «когда-нибудь» и «рано или поздно», подразумевая разные события, которые должны произойти. Им нравится говорить, что все произойдет «раньше, чем ты это осознаешь», и им действительно нравится делиться с ними мыслью о том, как «быстро бежит» время.

Позже я пойму, что почти все, что говорили мои родители по этому поводу, окажется правдой. Время в колледже действительно «пробежало». «Рано или поздно» я изменила свое мнение насчет Киану Ривза. Я перешагнула тридцатилетний рубеж «раньше, чем осознала» это. И, именно так, как говорил в тот день мой отец, «наступил день», когда я стала очень-очень нуждаться в своей сестре.