— Фокус-то в чем? — не улавливает идеи управляющий.
— Фокус заключается в том, что рекламные агенты могут избирать для себя любой образ и манеру поведения.
— Не понял. Что они должны делать?
Нонна торжествует:
— Все что угодно.
А зарубежный владелец понял:
— Мы должны говорить рекламным агентам: «Делайте все что угодно, только бы вас запомнили, а главное, что вы курите данные сигареты!» Так?
Нонна кивает:
— Абсолютно.
Она перестает крутить пачку и гипноз, в который ей удалось ввести зрителей, немедленно рассеивается. Все зашевелились, управляющий закурил, менеджерша закинула ногу за ногу, иностранец замахал руками, рассеивая табачный дым от сигары Тараса.
— Так, спасибо, — проговорила Валентина. — Вы пока выйдите, а мы посовещаемся и позовем вас.
Нонна тотчас сникла. Пока она вещала им в образе жрицы сигаретной пачки, она была спокойна и уверенна в себе, красива и сексуальна. Теперь она просто Нонна — сконфуженная женщина с лишним весом и округлыми формами.
— Завтра? — спрашивает она.
— Почему завтра? — недоумевает Валентина. — Сегодня.
— Мне подождать там? — Нонна показывает на дверь.
— Да, там подождите…
_____
И Нонна ждет. Она сидит в холле перед кабинетом управляющего. Кругом развешены плакаты с изображением продукции фабрики с дореволюционных времен до наших дней. Диваны вдоль стен. На столиках ненавязчиво расставлены пепельницы: куришь — кури, не хочешь — не надо. Уютно и ни души — пятница, вечер. И зачем она только впуталась в это дело? На улице хорошо. Трава пробивается сквозь проплешины в снегу. Мишка, наверное, на велосипеде рассекает в парке. А она тут сидит и ждет невесть чего, глядит, как местная уборщица, зарплата которой вполне устроила бы Нонку, намывает пол, и без того чистый, до неправдоподобного блеска. Нонна беспокойно шагает вдоль дивана. Уборщица, ерзая шваброй по полу по странной изломанной траектории, приближается к Нонне.
— Не видите — мешаете…
Нонна отходит в сторону.
— Простите.
Неулыбчивая женщина в сатиновом халате и оранжевых резиновых перчатках снова оказывается возле темноволосой дамочки, что шатается тут в пятничный вечер, мешая работать. Вернее, это дамочка все время оказывается под напористой шваброй уборщицы.
Нонна отступает. Жрица чистоты наступает. В конце концов эта игра уборщицу утомляет. Она опирается на орудие труда и, оглядев Нонну, спрашивает:
— Чего встала-то?
— Простите?
— Образование высшее? Ненавижу… Жиды проклятые. Россию загубили, продали иностранцам…
— Простите, — извиняется Нонна за себя, за евреев и иностранцев.
— Волосы-то распустила. Сыпешь тут волосами. А я тут подбираю за вами.
Это обвинение, в отличие от предыдущих, Нонне понятно, и за него она снова готова извиниться.
— Простите, пожалуйста.
— Что стоишь? Не видишь, мою. Может, поможешь? Или подай, если богатая.
Мокрая поролоновая швабра упирается Нонне в туфлю. Она подпрыгивает, чтобы не упасть. Ну нет! Так больше продолжаться не может. Почему эта бабка решила на ней отыграться за всю свою загубленную жизнь? Почему кавказская кровь, которая так внятно говорит в ее матери, главным своим достоинством почитающей неуемную гордость, помалкивает у Нонны? Может, сильно разбавлена русским смирением? И Нонна упирает руки в крутые бедра и в тон уборщице с таким же, как у той, говорком прикрикивает:
— Бог подаст! А ты три лучше, смотри, пропустила кусок.
— Чего? — не верит своим ушам уборщица.
— Волосы ей мои не понравились. Сейчас начальству-то расскажу, как ты полы здесь моешь. Здесь мою — там не мою, понимаешь!
Уборщица испуганно смотрит на Нонну, моргая короткими ресницами.
— Ой, простите Христа ради, я про жидов погорячилась…
— Погорячилась она! Не на митинге — на работе. А то выступать у нас все горазды.
Дверь кабинета приоткрылась, и Валентина, оценив позу Нонны, снисходительно улыбнулась.
— Проходите…
— Простите, — тут же стушевалась Нонна.
В кабинете что-то неуловимо изменилось. Русский управляющий торопливо листает ежедневник, иностранец что-то подсчитывает с помощью калькулятора, а Валентина натянула юбку на колени. Наконец иностранец отрывается от своих подсчетов и улыбается Нонне.
— Вы победили в тендере.
Пытаясь сдержать радость, Нонна тихо отзывается:
— Я рада.
Управляющий, продолжая перебирать бумаги на столе, бормочет:
— Крайне интересно, крайне…
Читать дальше