Ганс-Йозеф Ортайль - Ночные тайны

— Файль? Петер Файль заботился о разнообразии его жизни?

— Да. Если хочешь больше об этом узнать, спроси у него. Он все устраивал, билеты в филармонию и тому подобное. Он часто звонил сюда и потом заезжал, чтобы организовать то одно, то другое. Напитки, сигары, а кроме того, акты и другие документы, — твой отец иногда работал там и, по-видимому, встречался с разными людьми. Конечно, я не знаю точно, иногда он случайно называл имя… Например, его агент, ты ее знаешь, я имею в виду ту, которая носит невообразимо короткие юбки и черные чулки в сеточку, как же ее?..

— Ты имеешь в виду Лину Эккель?

— Да, точно. Я уверена, отец часто встречался с ней. Она должна была рассказать ему о Нью-Йорке. Ничего не злит господина Хойкена больше, чем мысль, что в его возрасте он уже не может летать в Нью-Йорк. Нашими лучшими авторами всегда были американцы, так он часто говорил. Ты же знаешь его слабость: со старыми авторами-американцами он может пить, разговаривать и отключаться от всех проблем, только раздражается, когда его спрашивают, каким он видит будущее концерна и издательства. Господин Хойкен очень не любит, да и вообще не хочет говорить об этом ни с кем, только со мной. Мне он часто рассказывал о своих планах, когда мы с ним ели здесь суп или ужинали. Он любил есть на кухне что-нибудь простое и здоровое. Кулинарные изыски он предпочитал в выходные, во время своих тайных ночных отлучек.

Хойкен слушал Лизель как зачарованный. В его голове не укладывалось то, что отец, уже пожилой мужчина, по ночам встречался с какими-то людьми. Георга беспокоил бесконечный оптимизм, который скрывался за этим, потому что он сам в свои пятьдесят два жил так, словно для него все удивительное уже закончилось. Он взял большую суповую ложку и попросил еще тарелку супа. Эти ночные тайны, как их называла Лизель, таили в себе какой-то волшебный соблазн, какой-то дерзкий вызов. Вероятно, они придавали отцу жизненных сил, потому что именно в эти последние два года он был полон энтузиазма и желания жить. Без сомнения, именно хорошее самочувствие и было причиной того, что отец так редко заводил разговор о будущем. Но теперь об этом нужно было говорить, и Лизель понимала это. Хойкена разбирало любопытство. Это было почти физическое чувство — словно колючий пуловер под рубашкой, — которое заставляло Георга вертеться на стуле.

Какое-то время он машинально подносил ложку ко рту, размышляя, что Лизель могла воспринять его заинтересованность слишком прямо. Ему стало легче, когда он заметил, что женщина продолжает говорить:

— Мое отношение, Георг, могу тебе сказать прямо, было всегда ясным, ясным и недвусмысленным. Я всякий раз говорила твоему отцу, что концерн должен перейти старшему сыну, старшему — и точка! Урсула отпадает сразу, в этом мы с ним были единодушны, но сейчас я заявляю это категорически, потому что должна сказать правду. Это не означает, что твоя сестра мне не нравится, она мне и всем нам очень нравится, и твой отец, может быть, привязан к ней больше всего, но такая тяжелая работа ей не по плечу. Она просто сидела бы в своем кабинете в башне концерна и целые дни напролет читала бы прекрасные стихи одного кавказского поэта, которые опубликовала когда-то в трех томах. А Кристоф? Кристоф, я всегда говорила, еще не повзрослел. И как знать, не растратит ли он половину имущества на свои спекуляции с бестселлерами, если возглавит бизнес. Он унаследовал слишком много целеустремленности и смелости твоего отца и слишком мало его мудрости и коммерческой смекалки. У тебя, напротив, эта смекалка есть. Возможно, тебе не хватает настойчивости и смелости. Плохо, что ты никогда не сталкивался с трудностями и, как и твои брат и сестра, был так избалован, что даже не представляешь себе, как сложна жизнь других людей. Ваш отец умел поставить себя на место другого человека, правда, ненадолго, да и терпения у него не хватало, но он разбирался в людях, и это уберегло его от многих ошибок. Ну а ты? Знаешь ли ты людей? Можешь ли ты возглавить правление и вместе с тем внушить всем своим сотрудникам чувство, что ты их понимаешь, а при необходимости даже поддержишь?

Такой поворот в разговоре не понравился Георгу. Он не ожидал, что окажется в центре внимания, а качества его характера будут так подробно обсуждаться. Когда Георг был еще школьником, Лизель иногда начинала придираться к нему, стараясь заставить избавиться от своих маленьких слабостей. К сожалению, мать часто поддерживала ее, потому что сама не могла критически относиться к своим детям и объяснять им их ошибки. Она с удовольствием ехала с ними в город, покупала какую-нибудь обновку, а потом радовалась, глядя, как они из вежливости примеряют новую одежду. «Мама была чудесным человеком, — подумал Хойкен, — но никто из нас не понимал этого при ее жизни». Когда назревала ссора, мать вставала, уходила в свою комнату и, если ей что-то не нравилось, остаток дня никому не показывалась на глаза, а вечером шла в театр одна. Она не выносила скандалов, никогда их не устраивала, молча терпела все, что позволял себе отец, не считаясь с ней, пока чаша ее терпения не переполнилась и она не исчезла навсегда. Такого тонко чувствующего человека, как мать, он уже никогда не встретит. Отец после ее смерти был так подавлен, что потерял былую самоуверенность. Тогда у него и случился первый инфаркт.