Джулия Хилпатрик - Сын Ретта Батлера

Джон почти не слушал старика. Он лежал головой к двери и смотрел в ночное звездное небо. Бесконечность подмигивала ему миллионами глаз, манила и тревожила его. Что значили истерические слова старика по сравнению с этой бесконечностью… Что значил этот вагон, эти жующие коровы, эти проносящиеся темные громады деревьев… Что значила даже эта Земля — маленькая пылинка муки в тесте бесконечности… Вот только жизнь Джона что-то и значила, а больше — ничего…

Только в кустах они отдышались. Старик хрипел, пот выступил на его сером лице. Такой бег был ему уже не под силу.

— Успокойся, слышишь, успокойся, Джон, — прошептал парень. — Они нас теперь не догонят.

— Еще немного, и им не пришлось бы меня догонять, я был бы трупом… — прохрипел старик с вымученной улыбкой.

— Какого дьявола они на нас напустились? — спросил парень. — Что мы им сделали? А этот придурок на коне! Он же стрелял в нас! Они что, из полиции?

— Нет, они просто охрана. На этом участке часто утоняют из вагонов скот. Вот они и приняли нас за воров. Хорошо, что я уже знаю эти дела…

— Да, мы вовремя смылись. — Джон уже почти отдышался. — Слушай, а где мы сейчас?

— В Америке! — через силу ответил старик.

— Это уж точно! — сказал Джон. — Это Америка!

Старик и парень вдруг стали смеяться. Они словно проглотили «смешинку» и остановиться уже не могли. Они катались по земле, утирали слезы, стонали от приступа неудержимого хохота, бессмысленно повторяли:

— Америка… Это точно Америка…

И от этих слов хохотали пуще прежнего. Что уж их так насмешило?

Целый день они брели вдоль железнодорожного полотна и только к закату солнца оказались на небольшой станции Шорт.

Станция не зря носила такое название. Кроме самой станционной постройки ничего вокруг не было. От деревянного дома проселочная дорога уходила куда-то в поля, на указателе значилось, что до ближайшего населенного пункта Толл двадцать две с половиной мили.

— Скоротать время мы можем и здесь, — скаламбурил Джон. — Спать будем по очереди. Как только увидим товарняк, поедем дальше.

На том и порешили.

Никто в станционном здании не подавал признаков жизни, как ни стучали пришельцы, как ни звали. Поэтому они спокойно устроились на платформе, а отдохнув, отправились обследовать окрестности.

Райских яблок здесь не было. Впрочем, здесь не было и обыкновенных яблок. На кустах шиповника все плоды были склеваны птицами, а на платанах, как известно, съедобных плодов не бывает.

— Зачем мы кормили этих дурацких быков? — риторически спросил Джон. — Сейчас бы я съел яблочко. Надо же. Мы подкармливали их скотину, а в нас за это еще и стреляли!

— За все надо платить, — снова философски заметил старик.

Наконец Джон нашел воду. Это была колонка, которую пришлось качать чуть не полчаса, пока из нее не потекла желтая, ржавая вода. Тем не менее это уже была какая-то победа. Напившись воды, Джон живо скинул с себя всю одежду и влез под ледяную струю. Нет, это здорово! После грязи, пыли, жары и бешеного бега окатить тело тугими струями сверкающей на солнце воды. Джон мычал от удовольствия, вскрикивал и хохотал, как ребенок.

— Давай, старик, я покачаю, а ты тоже умойся!

— Нет, я не могу, — засмущался вдруг старый Джон.

— Давай-давай! Чего ты! Когда нам еще удастся найти баню?

Обнаженное тело парня блестело тысячами капель, переливалось тугими мускулами, дышало каждой порой чистой кожи.

Старик соблазнился и тоже стал раздеваться.

— Только ты не смотри на меня, — попросил он. — Отвернись.

Джон пожал плечами, но отвернулся. А любопытно ему было, чего это старик боялся его взгляда.

Старик залез под струю и заверещал, словно женщина от холодного прикосновения. Но не выпрыгнул из-под колонки, а шумно задышал, шлепая себя ладонями по бокам.

Улучив минутку, Джон скосил глаза и посмотрел на тело старика. Множество шрамов и татуировок покрывали кожу спины и груди.

— Ого! — невольно вырвалось у Джона.

— Я ж говорю, сынок, Америка съела меня. Ну, не до конца еще, но откусила изрядно.

— Я думал, у тебя какая-нибудь неприличная болезнь, что ты стесняешься меня.

— Болезнь? Нет, болезни нет. Но вот тебя я стесняюсь. А знаешь почему?

— Интересно…

— Я тут подумал, что ты вполне мог бы быть моим сыном. Не хотел бы я своему сыну показывать такое.

— Нет, твоим сыном я быть не могу. У меня есть мать…

— А отец? — перебил старик.

— А отец умер десять лет назад. Ретт Батлер.