Ольга Шумяцкая - Комедия дель арте

Место, куда нас привезли, называется Местре — континентальная часть города, расположенная вдали и от каналов, и от достопримечательностей, и от добропорядочных туристов. Пока шофер выгружает наши чемоданы, я делаю Мурке знаки глазами: мол, что за богадельня? От тебя такого не ожидала. Мурка в ответ тоже лупает глазами и показывает на Мышку. Мышка суетится вокруг шофера и пересчитывает вещи. Она все равно нас не слышит и не видит.

— Это я специально, — шепчет Мурка, не разжимая губ. — Чтобы не травмировать Мышь. Представляешь, что бы с ней было в пятизвездочном отеле?

Я представляю. И внутренне соглашаюсь с Муркой. Мышка в пятизвездочном отеле — это Золушка, не успевшая вовремя уйти с бала и застуканная мачехой. Мышка в пятизвездочном отеле — это обеспеченный нервный стресс с последующим обмороком. Мышка в пятизвездочном отеле — это «Ой, я боюсь позвать горничную, потому что она такая важная, а я в платье тысяча девятьсот семьдесят седьмого года фабрики «Большевичка» и башмаках «Красный скороход»!».

Все-таки Мурка молодец. Это только с виду она черствая и бесчувственная, а внутри — мягонькая, как разогретая булочка. Мурка, а не я догадалась позаботиться о Мышке и пощадить ее чувства, особенно комплекс неполноценности, который у Мыши больше ее аристократического носа. Мурка, а не я догадалась создать ей нормальные условия в непривычных обстоятельствах. Мурка, а не я догадалась облегчить ей стресс от выезда за границу. Я чувствую, как слезы умиления просятся наружу из моих глаз.

— Опозорит, потом стыда не оберешься, — бурчит Мурка где-то сзади, и слезы мои тут же высыхают.

На улице Мышка с криком: «Я сама, да что вы, не затрудняйтесь!» — выдирает чемоданы из рук шофера.

Мы входим в холл. Холл крошечный — два на два, как тюремная камера. В холле — стойка. За стойкой — портье.

О!

И еще раз: О! О! О!

С большой буквы.

Я не буду описывать портье. Просто не смогу. Просто нет таких слов в великом и могучем русском языке, которые могли бы выразить эдакую красоту. Скажу только: у него фигура — как равнобедренный треугольник, поставленный на вершину. А я очень падка на такие именно фигуры, потому что Большой Интеллектуал в этом смысле не очень меня балует. Портье смотрит на нас, и в его прекрасных глазах светится доброта, ум, честь и совесть. Все это там же, в глазах, смешивается и изливается на нас пленительным коктейлем, от которого можно потерять собственные ум, честь и совесть. Если они есть.

— Что стоишь как дура! Закрой рот! — говорит Мурка и пихает меня в бок.

Совершенно оглушенная, я протягиваю портье паспорт. Он берет паспорт и улыбается мне — мне, только мне, мне одной! — чарующей улыбкой.

— Добро пожаловать! — говорит он на чистом итальянском языке, и я издаю громкий стон.

Вы знаете, что такое бельканто? Нет? Вы не знаете, что такое бельканто? Тогда я вам сейчас скажу. Бельканто — это то, что я только что услышала. Я смакую каждый звук. Губы мои шевелятся. Глаза закатываются. Я счастлива.

— Иди, иди, поторапливайся! — И Мурка толкает меня к лестнице. — Интересно, у них в номерах душ имеется? — ворчит она.

Я иду. Поторапливаюсь. Спотыкаюсь на каждой ступеньке. Сзади портье тащит наши чемоданы. Я чувствую спиной каждое его движение.

Душ в номере имеется. Также имеются раковина, унитаз и даже биде, что очень радует моих девиц. Но я не замечаю этих чудес цивилизации. Я падаю на кровать и устремляю глаза в потолок.

— Ой, де-евочки! — мечтательно выпеваю я. — Что я вам скажу!

— Господи, ну что ты можешь сказать! — отвечает Мурка. — Втюрилась в своего Чиполлино, вот и весь разговор.

— Почему Чиполлино? — Я приподнимаюсь на локте. Логика Мурки иногда ставит меня в тупик.

— Потому что это типичное общество «Трудовые резервы». Наверняка где-нибудь имеется дядюшка Тыква и подружка Редиска. Узнаю твой вкус, дорогая.

Мурка — сплошная язвительность. Сзади Мурки скачет Мышка.

— Ага, ага, Чиполлино. Ага, ага, «Трудовые резервы». Ага, ага, вкуса у нее никогда не было, — услужливо поддакивает Мышка Мурке.

Они всегда найдут, что бы такого гадкого мне сказать.

Что касается вкуса, то я полюбила Чиполлино совсем не за его трудовое прошлое, а за прекрасное настоящее. Я полюбила Чиполлино как предмет в пространстве. Как экспонат в музее восковых фигур. Как выставочный экземпляр в палате мер и весов. Как грезу, нашедшую неожиданное воплощение в реальности. Но, кажется, я что-то увлеклась. Кстати, трудовое прошлое у моего Чиполлино имелось, и еще какое. Но об этом — позже.