Ольга Шумяцкая - Теткины детки

— Стыдно, — согласилась Ляля. — Значит, дядя Коля. Генерал. Из Киева, — сурово подытожила она.

Татьяна обреченно кивнула.

— Так-так.

— Теперь ты видишь, с кем я связался, — встрял Леонид.

— Ну и правильно! Ну и молодец! — вдруг крикнула Ляля, схватила Татьяну в охапку и закружила по комнате. — Так им и надо! — Она задохнулась, остановилась и тихо сказала Татьяне на ухо: — Ты не бойся, мы с Мишкой скоро съедем. Нам комнату дают.

— Я не боюсь, — прошептала Татьяна.

На улице Леонид просунул ее руку себе под локоть и крепко прижал к боку.

— А ты ничего, — повторил он Лялины слова.

— А Рина… она тебе кто? — спросила Татьяна.

— Двоюродная сестра.

— Двоюродная…

Она не знала, как реагировать на это слово — «двоюродная». Двоюродных у нее не было. Родных, впрочем, тоже. Что такое двоюродная сестра? Сестра? Или все-таки не очень? Как к ней относиться?

Леонид все крепче прижимал ее руку. Подул ветер, тополиный пух, прибитый к земле, вздохнул, поднялся и полетел над Москвой.

Через два месяца Ляля с Мишей съехали.

Когда в кузов запихнули зеркальный шкаф и никелированную кровать с одной оставшейся в живых шишечкой, похожей на лимонку, когда Ляля с Татьяной увязывали в тюк последние простыни, когда Марья Семеновна судорожно засовывала в кастрюльки картошку и тушеное мясо — «и без разговоров, пожалуйста! захотите есть, меня рядом не будет! вот две тарелки и вилка с ножом, кладу наверх, чтоб ты видела! и шофера, шофера накормить не забудьте!», — когда Леонид тащил последнюю связку книг, а Миша переругивался с шофером, который демонстративно смотрел на часы, всем своим видом и лихо заломленной кепкой показывая, что, мол, пора, брат, пора, вы у меня не одни такие… Так вот, когда дело уже шло к отъезду, под акацией появился коричневый человек. Татьяна именно так и подумала: «Коричневый человек». Развинченной танцующей походкой коричневый человек подошел к грузовику, засунул в кузов длинный крючковатый нос, задумчиво почесал лысину и что-то сказал Мише. Шофер плюнул, махнул рукой и залез в кабину. Миша растерянно оглянулся, сделал слабое движение, как бы призывая на помощь бегущего мимо Леонида, но коричневый человек уже был в кузове, уже кричал что-то, размахивая руками и крутя кривым носом, уже скидывал на землю кадку с фикусом, уже тащил из глубины Лялину швейную машинку, уже швырял Мише первый том Большой советской энциклопедии. Миша энциклопедию ловил, складывал стопкой на землю и вид имел совершенно растерянный.

— Ляля!.. — Татьяна кивнула на окно.

— О господи! — тихо проговорила Ляля и вдруг заорала: — Мама! Арик!

Но Марья Семеновна только махнула рукой. Ляля сунула Татьяне пододеяльник и бросилась во двор. Сквозь пыльное стекло Татьяна видела, как Ляля вытаскивает Арика из кузова, как тычет толстеньким пальчиком ему в грудь и губы ее двигаются быстро-быстро, как Арик отмахивается от нее, словно от надоевшей мухи, и лезет обратно, а Ляля хватает его за штаны и тащит вниз, как Миша бегает вокруг Ляли, нервно стаскивает очки, и очки висят на кончике носа, зацепившись дужкой за одно ухо. А Ляля хватает Большую советскую энциклопедию и сует ему в руки, а Арик Большую советскую энциклопедию из Мишиных рук выхватывает и сваливает на землю, а…

— Иди домой! Домой иди! — слышит Татьяна, пробегая с простынями мимо этой троицы.

— Ну вот еще! — фыркает Арик и лезет в кабину. — Если бы не я, у вас бы все горшки побились!

— Если бы не ты, мы бы уже уехали! — кричит Ляля, но Арик ее не слушает.

— Трогай! — командует он шоферу и крутит кривым носом.

Потом таскали вещи в обратном порядке. Энциклопедия, машинка, шкаф, кровать… Шишечка отвалилась, и шофер, поддав ногой, загнал ее в водосточный желоб. Арик шнырял по двум крошечным полуподвальным комнаткам, новому жилищу Ляли и Миши, крутил носом, чесал лысину, подавал команды.

— Левее! Правее! Да не туда! Сюда! Мишка, бестолочь, я тебе говорю! Что бы ты без меня делал! — кричал он, и Татьяне казалось, что зычный голос забивается в уши, нос, рот, в каждую щель, в каждый угол, в каждый простенок, и в вентиляционное отверстие под потолком, и в трещину на старой фаянсовой кружке, и в прореху на Лялиной простыне.

Потом сидели на полу, на расстеленной Лялей газетке, ели картошку, по очереди засовывая в кастрюльку единственную ложку. Арик хлопнул водочки, и придвинулся к Татьяне поближе, и как бы невзначай положил руку ей на колено.

— Ты бы с девушкой познакомил, — сказал он Леониду.