Нелли Осипова - Любить, чтобы ненавидеть

Низкий, словно стелящийся по земле, мотоцикл, не сбрасывая скорости, втиснулся в ряды иномарок, чинно выстроившихся на автостоянке фирмы «АРКС», взревел мотором, прижался к тротуару и замер как вкопанный.

Стоявший праздно у помпезного подъезда охранник отошел от стены и неторопливо двинулся к мотоциклу, положив руку на «демократизатор», закрепленный в специальной петле на широком поясе.

Мотоциклист в черной коже и белом шлеме с затемненным забралом уперся в бортовой камень ногой и полуобернулся к пассажиру на заднем сиденье, одетому тоже в черную кожаную куртку и кожаные брюки, заправленные в сапоги, как бы говоря — «приехали». Пассажир спрыгнул с сиденья, снял белый шлем с таким же затемненным забралом, как у водителя, и оказался прелестной молодой женщиной. Она улыбнулась приближающемуся охраннику, встряхнула головой — темная волна волос упала ей на плечи.

Охранник подошел и, указывая на машину, с нескрываемым восхищением произнес:

— Зверь!

— «Харлей», — с гордостью пояснил мотоциклист.

Страж безопасности удовлетворенно ухмыльнулся, повернулся и зашагал обратно к подъезду. Женщина пошла за ним ко входу в здание фирмы.

Мотоцикл вновь взревел мотором, словно прощаясь, — она так это и поняла: оглянулась, послала воздушный поцелуй. А мотоциклист дал газ, могучая машина с ревом выехала задним ходом на открытое пространство и, развернувшись, стремительно влилась в поток машин.

Второй охранник, сидевший внутри здания за маленьким столиком, поставленным перед мраморной, устланной ковровой дорожкой лестницей, улыбнулся молодой женщине и, не спрашивая пропуска, махнул рукой, приглашая войти.

— Моя уже пришла? — спросила она.

Охранник сразу понял, что имелась в виду ее начальница, и с наигранным сочувствием ответил:

— Увы, Катюша, пришла.

Катя сморщила нос и взбежала по лестнице к лифту. В лифте она привычно погляделась в большое, во всю стенку кабины, зеркало. Что греха таить, она себе нравилась. Судьба одарила ее очаровательным, чуть-чуть задорным лицом, слегка волнистыми волосами, темными бровями — такие на Руси испокон века называли собольими — и удивительно синими глазами.

Полные, красивого рисунка губы сложились в чуть насмешливую улыбку, и Катя отвернулась от зеркала — лифт остановился на ее этаже.

Начальница, точнее, заведующая отделом переводов фирмы, женщина немногим старше Кати, но уже со скорбным лицом и вечно поджатыми губами, встретила ее упреком, даже не поздоровавшись:

— Как вы можете приходить на работу в таком наряде?

Все еще пребывая во власти хорошего настроения, Катя лучезарно улыбнулась начальнице, словно сообщала потрясающую новость:

— Так ведь весна на дворе, Жанна Ивановна! Слякотно… — но, наткнувшись на холодный взгляд начальницы, растерянно умолкла.

— Не вижу в этом повода для веселья, — мрачно заметила та, раздраженная сияющим видом подчиненной.

Радужное настроение Кати мгновенно улетучилось.

Жанна Ивановна, будучи всего-то на пять лет старше Кати, ухитрилась настолько войти в образ начальствующей дамы, что ни о каких дружеских или просто доверительных взаимоотношениях между ними не могло быть и речи, хотя Катя поначалу пыталась избежать холодной официальщины. Начальница ценила ее за то, что та в совершенстве владела тремя языками, на разговорном уровне знала еще два, и именно за это же тихо ненавидела, порой буквально захлебываясь от зависти.

— На улице пробки, я опаздывала, вот и пришлось ехать на мотоцикле. А вы пробовали хоть раз сесть на мотоцикл в юбке? — все еще пыталась оправдаться Катя.

— Я вообще не езжу на мотоцикле!

— А жаль, — не удержалась Катя.

— И вам не советую, — продолжала начальница, не обращая внимания на реплику молодой женщины. — Вы не молоденькая девушка, вам не двадцать лет…

— Совершенно верно, Жанна Ивановна, мне уже двадцать восемь, — перебила ее Катя.

— Наконец, вы — ведущий специалист отдела, — выложила свой последний аргумент начальствующая дама и удовлетворенно умолкла.

«Что за идиотское выражение «ведущий», — подумала Катя. — Разве я кого-нибудь куда-то веду? Проще же сказать «лучший специалист», да только Жанна удавится раньше, чем произнесет слова, в которых явственно звучит похвала». «Похвала, как пахлава, сладость до изнеможенья, предназначена от века для любви и наслажденья…», — мелькнула в памяти строчка из шуточных стихов Степа, и невольно подумалось, что одно дурацкое слово способно вызвать поток дурацких же рассуждений.