Нелли Осипова - Любить, чтобы ненавидеть

Елагин много и успешно играл в театре, снимался в телевизионных фильмах, получил звание заслуженного артиста. Популярность его росла. С возрастом в его игре появилась глубина, что дало основание Катиной маме прочитать дочери целую лекцию о том, как крепчает, словно вино, даже незначительный актерский талант, если непрерывно работать.

С женой Елагин не развелся, прикрываясь штампом в паспорте о браке как щитом от многочисленных атакующих его поклонниц, число которых не сократилось, даже когда ему исполнилось пятьдесят лет. На дочь он всегда смотрел с некоторым удивлением — опять выросла, вот же! Подарками не баловал, но когда на гонорар от второго сериала купил себе квартиру, то свою, обжитую, уютную и знакомую до последнего вбитого им самим гвоздя оторвал от сердца и подарил ей.

… Наконец Катя прорвалась — телефон мамы освободился.

— Мамочка, чтобы дозвониться тебе, нужно сначала принять успокоительное. Что происходит?

— Между прочим, я обсуждала спектакль с одной полуграмотной журналисточкой, которая будет писать статью в газету.

— Ясно.

— Что тебе ясно, Катенок?

— Ты, мамусь, не обсуждала, а наставляла ее, потому что наверняка это спектакль с папиным участием, и ты хочешь, чтобы она написала…

— Грамотно, дочь, всего лишь грамотно, не путая сюжет с фабулой, правильно склоняя имена числительные и не применяя дурацкого словосочетания «нежели чем». А Виктор Елагин играл гениально!

— Мамочка, не сердись, просто у меня времени в обрез — утром улетаю в командировку…

— Я люблю тебя, Катенок, совсем не сержусь и желаю счастливого пути. Позвони, когда прилетишь. Целую.

Раздалась громкая трель звонка на входной двери. Катя поспешно закончила разговор, подумала, кто бы это мог быть так поздно и без предварительного звонка. Подошла к двери, заглянула в глазок. На лестничной площадке стоял Степ и приветливо улыбался.

Катя так разъярилась, что рывком открыла дверь и резко спросила:

— Ты зачем явился?

— Так уезжаешь ведь… — улыбка сползла с его лица.

— Ну и что?

— Попрощаться.

— Мы уже попрощались. По телефону.

— Так то по телефону… — Степ каким-то непонятным образом просочился в квартиру. От него пахло мотоциклом и дорогим парфюмом. Кате показалось это отвратительным.

— Я уже ложусь, завтра мне рано вставать, — едва сдерживаясь, сказала она.

— Понимаешь, мы тоже скоро уезжаем… надолго, почти на два месяца. Сначала летим на Дальний Восток, оттуда с чесом возвращаемся до самой Москвы, остановки и концерты почти во всех крупных городах…

— Меня совершенно не интересует ни ваш чес, ни ваш маршрут. Я спать хочу. Это можно понять?

— Разве нам плохо было в Туле? — спросил Степ, оттесняя ее в комнату.

Этого ему говорить не следовало: минутная растерянность и желание не доводить дело до конфликта вмиг рассеялись, и Катя твердо сказала:

— Никогда не появляйся у меня без звонка! Мы, кажется, давно об этом договорились. А теперь уезжай. Я хочу спать!

— Кать, подожди… — в голосе Степа прозвучала мольба. — Я люблю тебя… — Он попытался ее обнять.

Она уперлась руками ему в грудь, отталкивая его.

— Ты что, считаешь — сказал, что любишь, и это дает тебе право врываться ко мне на ночь глядя, без спроса?

— Погоди, Катя… — начал было Степ.

Она не дала ему договорить.

— Словом, спокойной ночи, Степ, не заставляй меня кричать на тебя.

— По-моему, ты уже кричишь.

— Да, кричу! Черт знает что… расхозяйничался тут… Все! Хватит. Уходи, иначе ты меня больше никогда не увидишь!

— То есть как это?

— А вот так.

— Понятно. Летишь со своим толстобрюхим?

— Он не толстобрюхий и не мой. Прекрати этот бессмысленный разговор.

— Понятно, — снова повторил Степ.

— Что ты все твердишь — «понятно, понятно»? Ну что тебе понятно?

— Секретари и переводчики всегда шефов обслуживают, — бросил Степ, видимо, уже не совсем контролируя себя.

Катя залепила ему звонкую пощечину, вытолкала за дверь, захлопнула ее и в изнеможении прислонилась к косяку.

Какая наглость! А, собственно, почему наглость? Она сама виновата: собиралась дать ему отставку, а вместо этого поехала с ним в Ясную Поляну. Как бы она назвала другую женщину, поступившую с мужчиной так же?..

…Степ, а на самом деле Степан, приехал в Москву из небольшого провинциального городка, где довольно успешно подвизался на ниве создания текстов для рок-ансамблей и эстрадных певцов. В столице стал, можно сказать, штатным текстовиком одной довольно популярной рок-группы, писал неплохие стихи, хотя не считал себя поэтом. Профессионально играл на гитаре, выучившись в музыкальной школе родного города, и часто выходил на сцену, когда возникала необходимость. Кроме того, он исполнял обязанности организатора, связного, посыльного и делал это с удовольствием. Катя считала его прирожденным продюсером. Однако в группе его ценили именно как текстовика, мастерски умеющего уминать многосложные русские слова в ударный ритм американских мелодий, которыми широко и очень ловко пользовался композитор группы. Будучи человеком не только музыкально образованным, но и обладающим отличным слухом и музыкальной памятью, что присуще далеко не всем музыкантам, Степ, не выдержав однажды откровенного плагиата, заметил композитору, что надобно и меру знать, воруя чужие мелодии. Тот с удивлением взглянул на него и ответил: