Ольга Дрёмова: Танго втроём. Ветренное счастье

В том, что ей удастся раскрутить отца на модный заграничный курорт, Полечка не сомневалась ни на йоту, но двухнедельной поездки куда-нибудь на Адриатику ей было маловато. Ровно через месяц, двадцатого августа, ей исполнится двадцать три года — это не круглая дата, но все же важное событие.

Каждый год в этот день она привыкла получать от отца дорогой подарок, но не тот, который приглянулся бы лично ему, а тот, который она выбирает непременно сама. Поля выбирала подарок долго и чрезвычайно тщательно, на это уходил порой не один месяц, и уже от одного этого процесса она получала колоссальное, ни с чем не сравнимое удовольствие предвкушения сбывающейся мечты. Прицениваясь и присматриваясь к дорогим вещичкам, Горлова ощущала свою причастность к избалованной элите, и это волшебное чувство причастности к избранной верхушке, к хозяевам жизни делало её счастливой.

Один-единственный раз, в прошлом году, на её двадцатидвухлетие, эта установившаяся традиция, позволяющая щипать дорогому папе пёрышки, дала сбой, который чуть не окончился полной катастрофой. И произошло всё это по вине бывшего мужа, Кирилла, ставшего для папеньки в одночасье святым великомучеником. И как это у него всё так ловко получилось: броситься под пулю, предназначенную отцу, и отделаться царапинкой, которую стыдно продемонстрировать даже докторице из пионерлагеря?

Вот с этого-то всё и началось. Строя из себя тяжелобольного, Кряжин давил на психику Горлова, выдавая за чистую монету всё, что было и чего не было, и, уписывая ложками красную икру в отдельной палате Склифа, настраивал доверчивого папочку против собственной дочери. Да, она никогда не была святой, но вываливать всю подноготную их недолгой совместной жизни на голову тестю было совершенно не обязательно.

В результате папа дорогой малость повредился в уме. Решив наказать собственное чадо, он выкинул такой фортель, которого от него никто не ожидал: вместо дорогого подарка на день рождения за спиной собственной дочери он оформил их развод, оставив за зятем всё, что когда-то ему дарил: и дорогущую машину, и прописочку в Сокольниках, и кучу прочего барахла, между прочим, тоже стоящего денег.

Да, допустим, она никогда не была хорошей женой этому недоноску, и его ветвистые рога давно не пролезали ни в одну дверь, но Кряжин тоже не святой: женитьба на дочери генерала была его единственным шансом вылезти из грязи в князи. Между прочим, она-то крутила на стороне не всерьёз, от её романчиков у него не убыло, а этот гусь лапчатый выжидал удобного момента, чтобы со всем нажитым добром умотать к своей Любке, у которой уже был от него ребёнок. Эх, если бы она только могла до него дотянуться, она бы отомстила за всё…

— Так ты решила, что тебе хочется? — голос генерала вывел Полину из задумчивости.

— Папуль, как ты смотришь на то, чтобы я съездила на пару недель в Югославию? — облизнув свои светло-розовые, как у котёнка, губки, Полина приветливо посмотрела на отца.

— Хорошо, пусть будет Югославия, хотя, поверь моему слову, ты очень много теряешь, отказываясь от моего предложения, — негромко произнёс Горлов.

«Да пошёл ты со своим предложением знаешь куда? — проговорила про себя Полина, и её лицо озарила счастливая улыбка. — А вот выкуси, старая головешка, в мои мысли тебе не пробраться, как бы ты ни старался!»

— Папуля, какой ты у меня добрый и славный, спасибо тебе, — наслаждаясь чувством безнаказанности, Полина почти нежно посмотрела на отца.

— А кстати, Полечка, скоро твой день рождения, — как бы между делом проговорил генерал и, откинувшись на спинку стула, полез в карман форменных брюк за кошельком.

«Вот уж поистине кстати, что ты об этом вспомнил! Наконец-то, а то я думала, что по старости у тебя напрочь отшибло память. Давно пора об этом поговорить».

— Как ты смотришь на то, чтобы в этот день я подарил тебе украшения из маминой шкатулки? — Артемий Николаевич незаметно взглянул на дочь и увидел, как лицо девушки слегка передёрнулось. — Сколько с нас? — кивнув на счёт, он открыл полукруглое отделение кошелька, отделанное железным кантом.

— Четыре двадцать восемь, — стараясь не показать своего разочарования, проговорила Полина и, закусив губы, опустила голову.

Старый скупердяй! А она-то планировала, надеялась, что всё будет как раньше! Зачем ей этот металлолом двадцатилетней давности, который уже не надеть ни в одном приличном обществе? Неужели он и впрямь думает, что потемневшая нитка жемчуга и узенькое колечко с крохотным александритом могут сделать её счастливой? Какого рожна перекладывать весь этот хлам из маминой шкатулки в её, если он и так принадлежит ей?