Ольга Бенуа - Осенние звёзды

Под последние известия из радиоприемника машина миновала тихие улочки исторического центра, вырулила на проспект. Потянулись шумные центральные улицы.

Илья попросил остановить.

— Извините, я передумал, ни к чему эти реверансы, давайте здесь поговорим.

— Хорошо, — согласился Александр, делая знак водителю.

Тот кивнул и стал подбирать место для парковки. Свернув на тихую улицу Пушкина, он вклинился на свободное место между зоомагазином и нотариальной конторой.

— Я, это… за кормом для попугайчиков, — пробормотал Дима, вылезая из автомобиля под не требующим пояснений взглядом шефа.

— Итак, наша увлекательная беседа оборвалась на том, что твоя мать заслуживает большего, чем муж, который за три месяца не поинтересовался, где его жена проводит вечера.

— Он интересовался.

— Правда? Ты сам слышал? Можно спросить, когда? По словам Светланы, ты сутками пропадаешь то в универе, то у друзей, а дома появляешься сменить белье и поесть. Вечера ты проводишь в тесной компании с компьютером, а с появлением невесты нетрудно догадаться, что львиную часть свободного времени ты стал уделять ей.

— Она вам все рассказывает?

— Нет, не все. Но бывают моменты, когда ей тоскливо и одиноко, и я единственный человек, который может ее выслушать, не считая рассказ о ее заботах и переживаниях пустой бабской болтовней. Вот ты мне скажи, защитник семейных ценностей, что ты знаешь о жизни своих родителей, предлагая их на конкурс «Идеальная пара года»? Ты знаешь любимый мамин фильм или дату ее знакомства с отцом? Тебе же наплевать на ее чувства, слезы по ночам в подушку. Она, как кухонный комбайн, который должен стирать, готовить, убирать и быть вечно сыночку поддержкой. Видишь, ты ухмыляешься.

Сравнение Светланы с домашним агрегатом Илью насмешило. Он привык, что отец и мать — некая константа. То, что семья может распасться, да еще по вине матери, казалось ему чудовищной нелепостью. Ладно бы отец загулял, обычное дело. Молодое дело, потянуло на свежатинку. Но мать, да в полтинник, когда нормальные тетки мечтают нянчить внуков и солить по осени капусту! Это никак не вязалось с его концепцией удобной жизни, а главное, их планов с Иванной, и сильно злило его.

— Оставьте ее.

— Нет, молодой человек, я люблю твою мать, — Александр говорил медленно, подбирая слова. — Моя жена умерла пять лет назад, детей мы не нажили, жена так хотела, глубоко уверенная, что дети отдаляют женщину от мужа, что она не способна на любовь в квадрате. Похороны, соболезнования. Я ушел в работу, завел два-три хобби. Помышлял даже жениться на молодой и длинноногой, чтобы она подарила мне сына, но понял, что вместо одной проблемы, хандры, у меня будет целый букет, и сбежал. Твоя мать спасла мне жизнь дважды. Первый раз буквально вернув с того света. Второй — подарив мне свою дружбу и доверие. М-да, поразительное слово «доверие», немного интимное. Ввериться судьбе. Отдаться на суд божий. Немного наберется в моей жизни людей, которым я доверяю. «С тобою чувствами сливаюсь, В речах веселых счастье пью; Но дев коварных не терплю, И больше им не доверяюсь», — продекламировал он и умолк.

Илья молчал. Александр откинулся на спинку сиденья, не глядя на собеседника. Затем повернулся и, как ни в чем не бывало поинтересовался:

— Кстати, ты, я слышал, толковый айтишник. Может, в один из наших филиалов? Мы постоянно набираем новые кадры.

— Купить хотите, — Илья гордо вскинул голову.

— Почему бы и нет, в любви подкуп не возбраняется. К тому же я предлагаю тебе работу на износ и соответствующую зарплату, а не пособие получать, — почувствуй разницу. Тебе уже двадцать четыре года, жениться собрался. О будущем пора подумать. Ты же не за вашу семью борешься, а так, потакаешь своему детскому эгоизму.

— Неправда, мне отца жаль, — тихо сказал Илья.

— А-а-а, мужская солидарность. «Потому что Ему можно, а ей нельзя», — процитировал Александр известные слова Михалкова. — Поразительно, по идее ты должен бы встать на сторону матери, как защитник, но нет. Вот и воспитывай, расти детей, а они, оперившись, начнут осуждать и диктовать родителям, с кем и как жить.

— Но у вас хотя бы с мамой ничего не было?

— Господи, — Александр расхохотался громко, заразительно, — ну какая разница, «спал или не спал»? Успокойся, сестричкой или братиком я тебя вряд ли порадую.

Илья покрылся красными пятнами. Пошловатый киношный вопрос вырвался у него от бессильной ярости, что он выставил себя полным идиотом, приняв по-глупости за флирт, легкую интрижку отношения между матерью и этим мужиком. Предположить серьезные чувства он никак не мог. Горький вкус поражения и стыда придавало ситуации и то, что Александр большую часть времени разговаривал с ним вежливо, но как с трехлетним.