Татьяна Поликарпова - Женщины в лесу

Что же? Что же? Что же? — однообразно выскакивали вопросы под стук колес. А что — что же? Что случилось? Обычный парень. Все, как всегда. Если ты с ним смеялась, дружески шутила, да еще за руку с ним пробежались, значит, «заигрываешь», «намекаешь» — так у них называется. Он соответственно и действует. Вот и все твое — «что же». Ты была над долиной реки Алазань, а он откуда-то из-под Воркуты едет. Дистанция огромного размера. Что он знает обо мне? Что я о нем? Доверилась серьезному взгляду? Так что же теперь? Опять — все, как было? До Алазани? Ходить как аршин проглотила? Не разговаривать, не шутить — как бы не подумали, что она «заигрывает»? Так что же, значит, она опять испугалась: что подумают? Испугалась, что ошиблась в человеке? Ольга почувствовала, как кровь прилила к щекам. Эх ты, независимая, обругала она себя, вот тебе случай самый что ни на есть обычный, всегдашний, — и ты сразу в амбицию! Не так, видите ли, ее поняли! А ты растолкуй! И тут же снова заныла досада: вот дурак! Недотепа! Как бы сейчас весело болтали, ели яблоки! А теперь угости, так подумает, что подлизываюсь… Ах, опять — «что подумает»?! Опять за старое!

Она развязала рюкзак, нащупала два яблока покрупнее. Свесила голову вниз. Интересно, там внизу пахнет яблоками или нет? Если пахнет, Сергею, наверное, не сладко. У нее самой от желания впиться в гладкий яблочный бок отчаянно ломило под языком.

Сергей смотрел в окно. Физиономия у него была самая унылая.

— Эй, Серега! На вот, подкрепись. А то, смотрю, тебе жевать нечего.

Он взял яблоки, улыбнулся виновато:

— Спасибо! А я сижу, и, знаешь, у меня желудок сводит: так пахнет яблоками.

— Я думала, там внизу не пахнет.

— Ого! Еще как! Вот спустись-ка…

— Теперь уж что! Теперь я сама жую, теперь везде одинаково будет, — как-то невпопад сказала Ольга. Но он понял.

— Значит, не слезешь больше?

— Когда захочу, тогда и слезу! — опять рассердилась она.

И отвернулась к окну. Там уже стемнело. Вагон монотонно раскачивало. На ней было одно тоненькое платье с узкими оборочками по плечам вместо рукавов. Ольга не зябла, просто ей было немного неуютно, оттого что не решалась поджать ноги, как любила: платье было только чуть ниже колен, и она лежала вытянувшись на боку — стойкий оловянный солдатик. Все свои теплые вещи она еще из Тбилиси выслала посылкой, чтобы освободить рюкзак под дешевые на Украине яблоки. Так сделали все девчонки.

Она думала теперь не о себе, а о Сереже. Почему Сережа, вроде совсем свой, оказался такой, как все? Конечно, ничего плохого он о ней не думал, это ясно, и чувствует себя виноватым, это тоже ясно, но как мог он ее не понять? Знал бы, что она так, не стал бы лезть; но вот сам по себе — все же не тот, каким она его вообразила. И его нужно усмирять. И воспитывать. А времени нет. Через несколько часов он уйдет из вагона. И хорошо, что она теперь другая. Просто жалко, что человек не такой, как тебе хотелось. А уже было показалось: брат не брат… Братец…

Ничего себе братец, славный. Вставало перед глазами его лицо. Вполоборота, так, как видела его, стоя рядом у окна. Высокая скула, крыло темных волос, короткие густые ресницы над карим глазом. Чистая линия щеки, улыбчивая ямочка в углу губ. Видела его руку на опущенной раме окна: широкое сильное запястье, лучи пясти, резко обозначенные под тонкой кожей. Вдруг ощутила, что она лежит неестественно напряженно, что руки до самых плеч обнажены, что платье в самом деле такое тонкое, а на ней нет даже сорочки, расцарапанные ноги в стоптанных старых спортивных тапках; и оттого, что лежит она на боку на ровной жесткой поверхности, фигура ее надломлена в талии, а бедро резко выдается.

И эта ее неудобная поза, напряженность во всем теле, неловкость, жесткость полки, оголенность рук и ног каким-то странным образом связывают ее с Сергеем — хотя, сидя внизу, он никак не мог даже видеть ее, — делают ее беззащитной, зависимой от него. Наверное, потому, что жестко и стало прохладно. Надо бы слезть. Но почему-то показалось совершенно невозможным сейчас слезть вниз и просто сесть за столик против Сергея. Она не понимала, что это просто сон уже овладевал ею, лишая воли. «Надо хоть повернуться на другой бок», — подумала она. Повернулась. Натянула подол на колени. Ох, как неловко… Но сон одолевал.

В полусне почувствовала: что-то мягкое, теплое коснулось ног, легло на плечо. Открыла испуганно глаза — на уровне ее лица глаза Сережи, он успокоительно моргает, кивает: мол, ничего, все в порядке! Спи! Чем укрыл он ее? Прихватила рукой — шершавое сукно. Покосилась на плечо — желтое шитье геологического погона. Улыбнулась Сереже уже с закрытыми глазами. Тут же подобрала под куртку ноги. Сразу стала засыпать. Брат. Братец. Ах ты мой хороший. Так с улыбкой и спала, наверное. Крепко спала, спокойно. Не слышала, как уходил Сережа, как осторожно взял свою куртку, как посмотрел на нее, запоминая, вспоминая ее голос: «Белый был. Ванькой звали».