И вот — лужа. Мокрые ботинки. И даже подол необъятной многослойной юбки из пестрого сатина с кружевами.
Дочь сокрушенно качает головой. И некоторое осуждение скользит во взоре. И слабое извинение, адресованное мне: родители, возраст, вы понимаете…
— Тебе надо переодеться.
— Глупости. Все высохнет за пару минут. Мне надо показать гостье ее покои и накормить. Держу пари, бедняга выехала в такую рань, что не успела проглотить и чашки кофе.
— Это правда, мадам. Но я, разумеется, с удовольствием подожду…
— Сказала: глупости! Никаких ожиданий. Следуйте за мной, дорогуша. Габи пока оформит все, как полагается.
Габи не спорит. Завладев моим паспортом, кредиткой, страховкой и еще парой бумаг, приготовленных Майкой, она удаляется уверенным, тяжелым шагом.
Глядя ей вслед, я думаю: это ошибка.
Ее ошибка, разумеется.
Ибо если мадам Габриель ничего злонамеренного даже не скрывает, просто не считает нужным раскрывать все тайны своего заведения каждому постояльцу, то оставлять разговорчивую мамашу наедине с гостьей — по крайней мере в первые минуты знакомства — явно не стоит.
Что же касается моих планов, можно сказать — повезло.
Думаю только — с чего начать?
Известно, к примеру, обеим дамам, кем приходился мне Антон?
Полагаю, известно.
Само собой, никто из них не позволит себе коснуться этой темы. Но если я сама, в порыве внезапного откровения, нахлынувших воспоминаний и даже обиды… Старушка легко может разговориться.
Мы уже в доме.
И я… легко могу закрыть глаза, потому что вижу…
«…большую комнату с тяжелым дубовым столом посередине. Массивные стулья, обтянутые потускневшим гобеленом. Закопченный камин. Большой настоящий очаг, в котором когда-то, подгорая на вертеле, румянились жирные туши. Стена над ним украшена древними изразцами.
Здесь и теперь, похоже, трапезничали. Где-то поблизости — кухня, оттуда аппетитно тянуло жареным мясом и душистыми травяными приправами…»
Все так и есть.
Веселая старушка между тем говорит не умолкая. Ее певучая речь, нескончаемая, как маленький источник в траве, удивительным образом вмещает в себя очень многое, если не все. Историю замков и виллы, упрятанной глубоко под землей, и бедной Поппеи Сабины, и мрачной королевы Екатерины Медичи, оказывается, тоже почтившей здешние места, а между ними — нехитрое меню простого деревенского завтрака, который для меня немедленно могут соорудить.
Я выбираю свежий гусиный паштет, немного деревенского масла, зеленый салат, заправленный лимонным соусом, с гренками и, разумеется, бутылку красного домашнего вина. А кофе потом.
— Выпьете со мной немного?
— С превеликим удовольствием.
Она сноровисто накрывает на стол.
Не знаю, как насчет поваров, но официантов или, на худой конец, деревенских служанок-подавальщиц здесь точно не водится.
Или являются строго к обеду и ужину.
Но мне все равно — еда на столе, и вот уже веселое «чин-чин» знаменует начало нашего приятельства.
Вполне пристойный момент для начала.
* * *
— Вам, наверное, сказали в туристической компании: я здесь потому, что совсем недавно эти места посетил мой покойный муж…
— О да… Бедняжка. Мне, к счастью, не довелось пока примерить вдовий наряд. Жак, слава Богу, жив и обитает, говорят, где-то в Лионе… Мы не общаемся. По настоянию Габи. Но вас я понимаю. Так молоды. Вы любили?
— Не слишком.
— О?!
— Он ведь и здесь был не один?
— Ну, это еще не повод для серьезного расстройства. Мужчины так устроены…
— Я не придавала этому значения.
— И правильно, дорогуша. Свобода — товар куда более ценный, чем кандалы. Им дорожат, как правило, обе стороны. Они, возможно, в большей степени, чем мы. Так вы решили повторить его вояж?
— Да… Тут довольно любопытная история. Покойный оставил путевые заметки.
— Бог мой, как интересно! Неужели о нас? Впрочем, не сомневаюсь. Будучи здесь, он не смог бы промолчать.
— Он не промолчал.
— Умираю от любопытства — какими мы ему показались? Каковы впечатления?
— Вас не обидит, если я скажу: несколько странные.
— Нисколько. Признаться, я ожидала чего-то подобного…
— Мама! Ты не даешь госпоже Полонской спокойно позавтракать! — «Твидовая» Габриель все-таки начеку.
— Вовсе нет, дорогая, мы просто болтаем. Можешь себе представить, месье Полонский оставил записки, посвященные нашему дому.
— Очень мило с его стороны. Ваша карточка, мадам Полонская. Все, разумеется, в порядке. Страховка. Ключ от номера. — Тяжелый кованый ключ, тихо звякнув, ложится рядом с моей тарелкой. Черный, литой, возможно, сохранившийся с тех самых пор, когда в полумраке здешних спален отсыпались после охоты именитые постояльцы или не отсыпались вовсе — предавались любви и коварству: составляли заговоры, ревновали, смешивали яды.
Читать дальше