К счастью, а может, и к сожалению, — кто знает? — подобное — включая состояние счастливого бесшабашья — случается со мной очень редко. Сказались, надо полагать, годы, проведенные бок о бок с опасным алкоголиком — желание выпить и уж тем более напиться возникает редко.
Теперь возникло.
И время плакать пока не пришло. И в сон не клонит.
Потому — куражусь от души.
Получаю от этого огромное удовольствие.
К тому же еще одна метаморфоза счастливого состояния, а может, случайная составляющая того минутного наслаждения, что дарит мне обычно прощание с землей: незнакомец с такими странными глазами — красивыми, немного грустными и одновременно нахальными, поддразнивающими, зовущими, обещающими — мне определенно нравится.
В том самом забытом за двадцать с лишним лет жизни, вытравленном Антоном, смысле, который ясен и ему и мне без слов.
И даже полагаю — без коньяка.
По крайней мере очень хочу, чтобы это было именно так.
Без коньяка.
— Области… Фу, какая казенщина. Вы, часом, не из чиновных дам? Нет, это я промахнулся. Сто — к одному: Business-woman. Но с чиновным прошлым. Я прав?
— Мимо.
— Ну, комсомольским. А? «Ленин, партия, комсомол!» — как это они истово орали на съездах.
— Я не орала. А вы?
— Я тоже не орал. Но был рядом.
— Следили, чтобы не сбились орущие?
— Глупо. И совершенно не похоже. Я, матушка, почти что диссидент. Причем со стажем. В партии, между прочим, не состоял вообще. Не то что некоторые, выбывшие в августе одна тысяча девятьсот девяносто первого.
— В партии, значит, не состояли, но на съездах присутствовали.
— В точку. Я их запечатлял. И запечатлел-таки. Для истории. Когда-то думал — шелуха для первой полосы. А теперь взглянул… Поколение. Жизнь. Даже выставку сваял. «Back to USSR».
Я неожиданно вспоминаю: была недавно такая фотовыставка.
И шума вокруг было много.
Что-то о прошлом, которое дышит в спину, писали одни. Про то, как создатель советских хроник умудрился найти и сохранить отчетливый антисоветский ракурс.
Другие — про Империю, которую потеряли.
Гламурный глянец растекался про непреходящую эстетику соцреализма.
Словом, была ажитация.
Самих работ я, понятное дело, не видела. Писала уж выше про равную удаленность от разных изящных искусств.
Но слух дошел, значит — был громким.
— Так вы фотограф?
— А линкор — пароходом в присутствии капитана дальнего плавания называть не приходилось?
— Понятно. Обидеть не хотела. Исключительно из собственной необразованности. Как, кстати, правильно?
— А всяко правильно. Брессона, к примеру, можно и фотографом. Ничего не изменится.
— А вас еще нельзя?
— Да и меня можно, если подумать. Просто слово не люблю. Всю жизнь был специальным корреспондентом. Без всяких уточнений. Вот привык.
— Ну ладно. Гениальный спецкорр — это, наверное, везение. Персональная выставка…
— Так не одна ж…
— Ну, персональные выставки, о которых говорят, — тоже неплохо. А еще?
— Еще? Не еще, а во-первых, оно же во-вторых, в-третьих… в-пятых и вообще. Я человек счастливый. Я живу как хочу. Вижу мир и показываю его тем, кто не может таким его увидеть. Полярный круг обошел на упряжке собак с такими же свободными счастливчиками и сохранил для них и для себя то короткое счастье. На Эверест поднялся, когда захотелось вниз посмотреть с основательной высоты. И снова — в компании с замечательными, счастливыми людьми. И они теперь всегда со мной и вместе — хотя иных уж нет. В пустынях был, плоты сплавлял на Северах, путину снимал под Астраханью, погранцов на таджикской границе… Три дня караван с наркотой стерегли и взяли, хотя побиться пришлось.
— Это тоже счастье?
— Это? Ты себе представить не можешь какое… Когда уходят подонки, бегут, бросают оружие, убитых своих, зелье. А ты победил. Нет, я не стрелял — хвалиться не буду, — я снимал. Но это не важно.
Я смотрю на него во все глаза и понимаю: не врет.
Не рисуется. Ну если самую малость.
А главное: действительно счастлив.
И еще понимаю — приходит вдруг в голову трезвая, абсолютно достоверная мысль — очень долго, по крайней мере с того печального момента, как открылись подводные рифы семейной жизни Георгия и Вивы, счастливые люди не встречались на моем пути.
Или — попросту — проходили незамеченными, стороной.
Этот — почему-то — не прошел.
— А сейчас?
— Сейчас?! — В возбуждении он даже подпрыгивает в кресле. — Вот скажи, скажи, к примеру, знаешь ли ты, что такое доля ангелов?
Читать дальше