Марина Юденич - Доля ангелов

И, как водится с новичками, сорвала банк.

Серьезные корпорации в ту пору еще только осваивали практику создания собственных туристических агентств. Чтоб никакой головной боли, никаких проблем на туристической ниве. Руководство — по высшей категории, персонал — недорого, но сердито. И визы, и отели, и билеты, и чартерные рейсы. Свои люди в консульском управлении МИДа, на таможне, в зеленых пограничных кордонах. Залы VIP в аэропортах. И всякая прочая полезная всячина, и мелочи, которые надо предусмотреть, иначе отдых может обернуться полной своей противоположностью…

Просто. Удобно. Комфортно.

Мы, кстати, еще не обзавелись. Но подумывали. Антон к тому же пребывал тогда в приличном расположении духа.

И все сошлось воедино.

Правда, ненадолго.

Агентство «Майя-тур», возникшее под нашим крылом, со старта взяло хороший темп и скоро было востребовано в полной мере не только нашими людьми, но и разными дружественными — в том числе руководящими — структурами.

На них, утративших всякое чувство меры и реальности, ошалевших от дармового, вольготного житья чинушах — в итоге — Майка и погорела.

Хотя истинным виновником безвременной кончины процветающего российского туроператора стал — как ни странно — тогдашний вице-президент Соединенных Штатов Америки, Альберт Гор.

И никто другой.

Ради него, посетившего Иерусалим в год пятидесятилетия государства Израиль, администрация «King David», лучшего тамошнего отеля, дерзнула заменить единственные двухэтажные апартаменты — добросовестно и, разумеется, загодя забронированные Майкиными людьми — другими, практически равноценными. Совпадало все: размеры, количество комнат, обстановка, оснащение. И только уровни были разными. Гору досталось два.

В этом заключалась суть проблемы.

Ибо жить в проклятой Горовой двухэтажке должен был глава крохотной, нищей российской губернии. С супругой.

Губернаторская чета, между прочим, всерьез полагала, что совершает паломничество. Собиралась каяться у Гроба Господня, молиться у великих святынь.

Словом — подумать о душе.

Однако ж Богу — Богово, а упускать своего, губернаторского, они не захотели.

Скандал вышел страшный.

До выяснения отношений с американцем русский государев человек — понятное дело — не опустился. И до беседы с управляющим отеля, готовым принести личные извинения, не снизошел.

Досталось — полагаю, в полной мере — гиду. И все бы ничего: экскурсоводы, работающие с русскими — тем более пресловутыми very important persons, — ко всякому привычны.

Но злобный чин принялся названивать Антону — надо ли говорить, «паломничество» готовили и субсидировали мы?

И дозвонился, черт бы его подрал. Тоша, как назло, пребывал в прескверном расположении духа.

Все решилось быстро, гадко и страшно.

Последнее в большей степени относилось к Майке.

Ко мне, однако, тоже. В некоторой мере.

— Передай этой сучке, в ее услугах больше не нуждаются.

— Может, все же позволишь объяснить…

— Не позволю.

Разговор был окончен.

А вот духу поговорить с Майкой у меня не хватило.

Какая-то поганая, взвинченная была тогда ситуация. Очередная, впрочем, не первая и еще далеко не последняя. Но казалось — тупиковая, безвыходная. Период всеобщей истерики. А силы — на исходе.

Я струсила.

Да и о чем было говорить?

Птаха, впрочем, нашел какие-то слова и даже чем-то помог: то ли с документами, то ли с помещением. Или — клиентурой?

Не помню.

Все это выяснилось однажды, случайно, всплыло на гребне каких-то воспоминаний — и сразу забылось.

Утонуло вроде безвозвратно в глубинах памяти.

Но вот теперь неуклюжая толстая книга, случайно открытая на нужной странице. А там в бесконечных плотных колонках имен и названий — мелким шрифтом: «Майя-тур».

И телефон, разумеется.

Набираю номер, не уверенная ни в чем и готовая ко всему.

Ничего неожиданного или экстраординарного, однако, не происходит.

«Майя-тур» по-прежнему принадлежит Майке Печениной, и она соединяется со мной немедленно, отвечает приветливо, правда, некая едва уловимая ирония сквозит в голосе. Чего, разумеется, никогда не наблюдалось прежде. И представить было невозможно.

Времена, однако, меняются.

Все могло обернуться гораздо противнее. Окажись я на Майкином месте, говорить, возможно, не стала бы вообще. Или, напротив, отвела бы душу: наговорила кучу гадостей.

А ирония, кстати, относится вовсе не ко мне.

— D’Azay? Тебе, значит, тоже туда? Никаких проблем.