Выйдя из машины, Кряжин развёл в стороны руки и с удовольствием хрустнул затёкшими суставами. Насквозь пропитанный гарью, дачный воздух мало чем отличался от московского, только к острому запаху белесоватого дыма примешивался тяжёлый дух горящего где-то поблизости болота.
— А что, жив ещё домик-то! — Обойдя «Волгу» сзади, Горлов приблизился к Кириллу и, с удовольствием глядя на двухэтажный деревянный особняк с резными наличниками и скошенной на одну сторону крышей, по-детски радостно улыбнулся.
— Так вы на разведку?
— Да кто его знает, сегодня здесь горит, завтра — там, — неопределённо протянул генерал, но в его голосе Кирилл уловил явственные нотки облегчения.
— Дым-то какой, соседнего леса почти не видать! — шелестя гравием под ногами, Петруша обогнул машину спереди и, погладив её, как живую, по капоту, кивнул на дальнюю кромку тёмного поля, занавешенную плотной пеленой болотной гари. — Артемий Николаевич, мне завтра машину к какому часу готовить?
— Как всегда, Петруша, я думаю, часам к одиннадцати…
Последние слова Горлов произнёс почти шёпотом. Внезапно его глаза округлились и лицо покрыла мертвенная бледность. Одновременно повернувшись в ту сторону, куда был обращён взгляд генерала, Кирилл и Пётр увидели, как, отделясь от кустов, из плотной дымовой завесы появилась фигура незнакомого мужчины. Между кустами, из — за которых неожиданно вынырнул человек, и генеральской «Волгой» было метров тридцать — тридцать пять, и в плывущем мареве густого дыма различить черты его лица было практически невозможно, но даже с такого расстояния было хорошо видно, что неизвестный приближается быстро, почти бегом, и в его правой руке зажат пистолет.
Как бы ни была густа дымовая завеса, отделяющая Горлова от приближающегося мужчины, Артемий Николаевич узнал его сразу и практически сразу понял, отчего тот не бежал быстрее: очевидно, недавнее ранение лёгкого не позволяло ему прибавить хода. В июне семидесятого он, Артемий Горлов, прикрыл своими крылышками того, кто изломал жизнь этого несчастного мальчишки, и вот теперь, спустя два года, тот пришёл поквитаться со своим обидчиком.
Застыв на месте каменным изваянием, Горлов тупо смотрел на выступающую из дымной пелены фигуру, и его сердце трепыхалось в унисон шагам, с каждой секундой всё больше и больше отсекающим его от живых. Да, по всем человеческим и божеским законам выброшенное им в мир зло так или иначе должно было вернуться обратно, но не сейчас, не сегодня, не в этом горьком мареве задыхающегося в пожаре августовского дня!
Чувствуя, как противная мелкая дрожь сотрясает всё его тело, Артемий Горлов смотрел на бегущего и, не в силах шевельнуться, отсчитывал оставшиеся ему мгновения жизни. Не чувствуя под собой ног, ставших вдруг непослушно-ватными, он видел, как, прицеливаясь, мальчишка на какое-то мгновение остановился.
— Стой! — крик шофёра раздался одновременно с первым выстрелом.
Рванувшись вперёд, Петруша пригнулся и, петляя заячьими зигзагами, бросился навстречу бежавшему, и в это мгновение Горлов, придавленный весом Кирилла, рухнул на острый щебень дороги.
Второй выстрел прозвучал сразу вслед за первым; вздрогнув, Кирилл издал какой-то странный горловой звук и затих, и Артемий Николаевич ощутил, как расслабленное тело Кряжина, став неподъёмно-тяжёлым, прижало его к земле с удвоенной силой.
— Кирюшка! — Рванувшись из груди, сердце седого генерала полоснуло огнем по горлу. — Кирюшка-а-а!!! — С трудом перевалив ставшее неподъёмным тело, Артемий Николаевич перекатился на спину и шумно вдохнул пропахший гарью воздух.
— Артемий Николаевич, я его взял!
Горлов с бешено бьющимся сердцем ухватился за открытую дверку машины и заставил себя встать на ноги. Посмотрев в ту сторону, откуда раздавались выстрелы, он увидел, что совсем недалеко, метрах в пятнадцати от машины, лежал мальчишка, прижатый щекой к щебню, с заломленной за спину рукой, а верхом на нём восседал красный от пережитого волнения, сосредоточенно-нахмуренный Петруша.
— Кирюша! — Одним взглядом оценив ситуацию, Горлов понял, что несколько минут Пётр сможет продержаться самостоятельно.
Опустившись на колени перед недвижимым распростёртым телом, Артемий Николаевич прижал свои ладони к помертвевшим щекам Кирилла, и его лицо болезненно перекосилось. — Кирюша, сынок, что же я наделал! — Старый генерал, закрыв глаза, наклонился над неподвижной фигурой Кряжина. — Что же я наделал… — едва слышно повторил он, и по его щеке, оставляя изломанную солёную дорожку, медленно покатилась прозрачная капля.
Читать дальше