Ги Раше - Месть Гора

— Скажи, почему их волосы выкрашены в голубой цвет? — спросил у Астериона Хети. — То, что они несут рыбу, неудивительно, но их волосы…

— «Голубыми головами» в народе называют служителей храма и верховной жрицы. Женщины, которые носят длинные волосы, убирают их под тесную голубую шапочку, плотно прилегающую к голове. В этих шапочках имеется два отверстия, сквозь которые продергивают длинные пряди, такие же, как ты видел у мальчиков. Голубой цвет — цвет неба и моря, цвет волн, из которых родилась богиня. Когда ты попадешь в дом Кассипеи, то увидишь, как много голубого на фресках, украшающих комнаты. А еще ты увидишь голубых обезьян, таких же, как в нашем дворце в Кноссе. На нашем острове и здесь, на Стронгиле, обезьяны не живут, о них нам рассказали твои соотечественники. Мы почитаем их, как слуг нашей богини, и думаем, что они — наши братья, столь же разумные, как и мы, люди, поэтому достойны того, чтоб их любили и защищали. Если не ошибаюсь, у вас, египтян, есть бог, олицетворением которого является обезьяна.

— Не ошибаешься. Это Тот, бог-покровитель города Гермополя. Это бог мудрости и знаний, создатель письменности. Поэтому мы считаем его «языком» Птаха, бога-ремесленника Мемфиса, который создал мир волшебной силой своего слова, и сердцем Ра, бога-солнца города Гелиополя. Ведь наши слова, рожденные с помощью языка, мы сохраняем в сердце.

Хети замолчал, но не стал дожидаться ответных слов своего спутника: из-за поворота появился человек, при виде которого Хети охватило чувство, словно он получил удар мечом.

— Мермеша!

И он бросился вперед, уверенный в том, что из сумерек перед ним возник давнишний товарищ по путешествию, который предал его и отнял у него Исет. И он понял, что не ошибся в своей догадке — случайный прохожий, скорее всего, остановился бы, чтобы увидеть, кто назвал его чужим именем, но этот человек со всех ног пустился наутек. Хети побежал следом, надеясь его догнать, но темнота на узкой улочке сгущалась, и он видел только удалявшуюся тень. Многочисленные прохожие, возвращавшиеся в свои дома, мешали ему двигаться так быстро, как ему хотелось. Хети, отчаянно выкрикивая имя беглеца, расталкивал людей, но… Тот скрылся из виду. Напрасно Хети метался взад и вперед по соседним улицам, напрасно спрашивал у людей, не попадался ли им на пути бегущий человек, и если да, то в какую сторону он направился.

Астерион наконец догнал его и взял за руку со словами:

— Хети, господин мой, прошу тебя, откажись от преследования. Не привлекай к себе внимания, как тебе советовал Глаукос, и не пугай понапрасну людей.

Хети объяснил царю, кого он преследовал и почему обязательно должен его найти. Он напомнил царю ту часть своего рассказа, в которой шла речь об Амикласе, купившем Несрет, мать Исет, у Зераха. Ведь этот Амиклас был родом со Стронгиле! И Мермеша, который, скорее всего, знает об этой сделке Зераха, мог привезти Исет на этот остров, к ее матери. Быть может, его супруга до сих пор на Стронгиле, совсем близко!

— Хети, может, ты и прав, — заметил Астерион. — Но не забывай и о том, что ты теперь — супруг Амимоны. И если ты действительно найдешь здесь свою первую жену, что ты станешь делать? К тому же все узнают, что ты жив, чем нарушатся твои планы оставаться для твоих врагов умершим.

Его слова заставили Хети пожалеть о своем порыве, но встреча была столь неожиданной и невероятной, что любой на его месте забыл бы об осторожности. Ему не оставалось ничего другого, кроме как предложить своему царственному спутнику вернуться в отведенное им жилище. Ему нужно было уединиться, чтобы обдумать дальнейшие действия. Но думал он не только об Исет, любовь к которой не умерла в его сердце, но и об их сыне, ведь мальчик, конечно же, жил с ней. Ему хотелось снова увидеть их после стольких лет разлуки, удостовериться, что они живы и невредимы…

В этот вечер Хети долго не мог заснуть. Ему отвели отдельную комнату. Он лежал на кровати, представлявшей собой деревянный каркас с натянутыми перекрестно лентами кожи, на которые было навалено множество подушек. Он не стал гасить лампы, и их свет позволял ему рассматривать стены, украшенные многоцветными фресками, изображавшими невысокие холмы разнообразной формы, окрашенные в красный и голубой цвета. Холмы были усыпаны лилиями. Этих цветов было множество и на фресках во дворце Кносса, и в домах кефтиу. Астерион рассказывал, что лилия — символ богини, так же как двусторонняя секира — символ бога, воплощенного в образе быка. Но, в отличие от кефтиу, жители Стронгиле не изображали на своих картинах символов бога-мужчины, здесь всецело царствовала богиня во всех проявлениях. На потолке, который был не голубым, а розовым, словно небо, окрашенное первыми лучами восходящего солнца, были изображены ласточки, — образ, признанный и живописцами-кефтиу. Хети уже знал, что ласточки символизируют возвращение весны, а значит, и вечную молодость, и красоту, и возрождение природы после мрачной зимы — величайший из даров богини, надежду на вечную жизнь. Царица Алкиона говорила, что мрачная зима — порождение мужского начала, а ласковые весна и лето — женского. И нужно всеми силами не допустить триумфа зимы — вечной зимы, которая навсегда спрячет солнечный свет.