Бэтси Нант - Все реки текут - 2

Всех, кто ехал на пароходе, проводили в маленький ресторанчик, где на стенах висели сети и большие ракушки вперемежку с высушенными огромными морскими звездами темно-красного цвета.

Зальчик ресторана наполнился ароматным запахом необычного супа из акульих плавников.

Но этот суп Дели не то чтобы не понравился, он показался очень странным на вкус, но вполне съедобным; она заказала еще и черепаховый суп — вот он ей понравился.

Максимилиан после супа из акульих плавников заказал мидии и еще какие-то моллюски, которые подавались почти сырыми, но Дели отказалась их попробовать, хотя Максимилиан их расхваливал и съел почти все.

После обеда они еще немного побродили по острову, где между деревьев висели качели, и некоторые из туристов легонько покачивались на них, отдыхая после обеда. Затем всех позвали на пароход.

Максимилиан вновь предложил спуститься в салон, он сел на диванчик и задремал, а Дели сидела рядом с ним и сгорала от нетерпения видеть Берта; ей ужасно не хотелось оставаться наедине со спящим Максимилианом, но еще более не хотелось предаваться тягостным размышлениями о будущем: ее, Берта, спящего Максимилиана…

Пароход прибыл, когда уже начался ленч. Дели спросила, не хочет ли Максимилиан чаю, он ответил, что уже отвык от лондонских привычек и хотел бы просто полежать.

Дели поняла, что ему опять не слишком хорошо, и от его недомогания у нее еще более тяжело стало на душе. Все ее существо просто рвалось к Берту — веселому, здоровому, любящему ее Берту.

Дели спросила, не хочет ли Максимилиан заказать что-нибудь в номер? Потом позвонила в Мельбурн, и служащий почты ей наконец-то сообщил, что есть телеграмма на имя Филадельфии Гордон.

— Прочтите, пожалуйста, скорее, — заволновалась Дели. Сердце ее колотилось, словно предчувствуя беду.

В телефонной трубке долго молчали, потом какое-то шуршание — и наконец она услышала текст телеграммы:

— «Ма, мы в порядке, Алекс уехал в Сидней сдавать экзамены, ждем, целуем».

Дели облегченно вздохнула, словно камень с души свалился. Все в порядке с детьми, и это придало ей сил, она уже не испытывала тяжести на душе, глядя на лежащего с закрытыми глазами Максимилиана.

— Ой, чуть не забыла, меня ведь Берт ждет! — воскликнула она. — Ну ладно, дорогой, оставайся, я надеюсь, что это мучение сегодня продлится недолго.

Но Максимилиан даже не открыл глаз, он согласно кивнул головой, и его губы растянулись в вежливой улыбке.

Берт встретил ее в белом бархатном халате. Он быстро обнял ее и, коротко поцеловав, показал на уже почти законченный ее скульптурный портрет:

— Ну как? Я почти весь день трудился, будет что показать Максимилиану, верно?

Дели обошла глиняную голову, действительно бюст ей показался почти законченным. Правда, она выглядела несколько моложе своих лет, глиняной головке можно было дать не больше тридцати — максимум тридцать пять.

Ее волосы, словно от ветра, слегка развевались, а на губах была полуулыбка. Это был вполне реалистически выполненный бюст, в традиционной манере, без всяких авангардных излишеств; но все же, хоть он был еще и не закончен, Дели почувствовала, что в этих углубленных глиняных глазницах затаилась какая-то внутренняя тоска, или это ей только показалось, ведь на губах была мягкая полуулыбка.

— Что Макс? — тихо спросил Берт, подходя к двери и закрывая ее на ключ.

— Лежит, ему плохо…

— Жаль, хотя нет, значит, мы можем быть вдвоем подольше…

— Наоборот.

— Ничего страшного, уйдешь, когда я тебя отпущу, давай что-нибудь закажем выпить, может быть, мартини или «Мадам Клико»?

— Пожалуй, только совсем немного, и каких-нибудь сладких орешков, — согласилась Дели.

Берт сделал заказ по телефону и попросил, чтобы срочно, прямо сейчас же, привезли.

— Ты знаешь, все-таки ты мне польстил, я здесь такая молодая, — сказала Дели, любуясь своим скульптурным портретом.

— Извини, я сделал тебя такой, какой вижу.

— Ужасная лесть, ужасная… Это не бюст, а сплошной комплимент.

— А ты думала, что я собираюсь жениться на старухе? Ошибаешься, вот ты какая, вот такой я тебя вижу. — Он взял стек и показал на бюст. — А какая ты в действительности, мне неважно, может быть, кто-то видит тебя как уродливую старуху, но как тебя видят другие — меня абсолютно не интересует. — Он воткнул стек в основание бюста и хотел обнять ее, но в дверь постучали.

Дели замерла, потом быстро села в кресло.

Берт быстро накинул на себя фартук и открыл дверь.