Эсли Харрисон - В садах Шалимара

- Ты неотступно следуешь за мной, ты поселилась в моих снах. О, какое счастье - принадлежать тебе!

Теперь она отдавалась ему с изысканной бессознательностью. Ее рука машинально ласкала мускулистое тело мужчины, распростертого рядом с ней.

- Мы должны понять... - сказала она.

- Но мне кажется, что мы очень хорошо понимаем друг друга... Иди ко мне, предадимся любви.

Находясь в возбуждении, он освободил ее плечи от тонкой ночной рубашки, которую спустил затем до запястий, а потом от бедер до ступней ног.

Оказавшись наполовину приподнятой над кроватью, она ощутила нежность его рта на своей груди и тяжесть его тела, испытывая при этом восхитительное стеснение от объятий.

Он медленно наклонил ее, заставляя подчиниться силе своего желания. Прерывисто дыша, она откинулась назад, пытаясь уклониться от его рук, каждое движение которых обнаруживало в ней все новые источники наслаждения.

- Любовь моя, - нежно повторяла она. Он не мог насытиться ее наготой, ощущением такой нежной кожи, ее струящихся волос и этого тела, ускользающего от повторяющегося напора. Поочередно то ласкающаяся, то полная целомудрия, она порой полностью теряла контроль над собой, либо уходила в сторону от его очередного натиска, или обращалась к нему с мольбами, изнемогая от нетерпения.

- Прошу тебя, сожми меня крепче, - едва слышно бормотала она.

- Обожаю тебя.

Мрак, что окутывал их, стал теперь их сообщником. Лорин позволила себе включиться в эту жесткую и одновременно нежную игру. И покуда он расточал все свое умение, она упивалась самым нежным сладострастием. Радость и восторг безотчетно отражались на ее лице. Признания и стоны, которые он порождал в ней, делали еще более обостренным ощущение волны наслаждения.

Когда же, утомленные и насытившиеся, они разъединились, день уже клонился к закату. Еще долгое время они перешептывались в полумраке, где перемещались последние лучи солнца.

- Ну, если бы я могла представить себе, - пробормотала она, - Посреди самого дня! Ты не приучил меня...

Он издал приглушенный смешок.

- А чего ты хочешь? Ведь было слишком жарко, чтобы выходить из дома.., притом ты была столь возбуждающей, что я не мог устоять.

Видя, что она подрагивает, он набросил на нее шаль, чтобы спрятать ее покрытое потом тело от легкого ветерка, тянущего со стороны застекленных дверей.

- Впрочем, ты знаешь, здесь время сиесты - святое.

В промежутке между полднем и тем моментом, когда солнце покрывало мягкими тенями обширный внутренний дворик, весь дом был погружен в себя. С приближением же заката жизнь возвращалась.

- О! Ты преувеличиваешь, уже почти шесть часов. Притом... Если бы я не ожидала этого... Признаюсь, мне понравилось проведенное время.

- Я буду вспоминать об этом! - сказал он, и в его голосе звучал намек на иронию.

Лорин лениво потянулась. Воздух сладко пах розами и цветущим жасмином. Она посмотрела на своего мужа томным взглядом.

Менсур! Его имя рифмовалось со словом "амур".

Спустя пять лет совместной жизни чувства, которые они испытывали по отношению друг к другу, оставались по-прежнему такими же сильными. Но сегодня окружение возбуждало их еще больше.

По самому необыкновенному стечению обстоятельств, - не считая того, что Менсур отчасти подтолкнул судьбу, - она оказалась в этом сказочном мире, где познала когда-то первый хмель любви.

Там, в Лахоре, пять лет тому назад она вышла замуж за Менсура.

Лахор! До своего замужества она не знала даже названия этого города, который позволил поэту воскликнуть: "Исфаган и Шираз вместе не стоят и половины Лахора".

Этот старинный центр моголов, находящийся в самом сердце Пакистана, околдовал ее. Лорин сразу же ощутила чары ароматов и света его садов, фонтанов, его кишащих людьми улочек и дворцов из розового песчаника.

Наконец, именно в Лахоре она сделала это неожиданное и стремительное открытие своей подлинной натуры. Будучи до того момента погруженной исключительно в свою работу, она обнаружила вдруг в себе какую-то причудливую природу, которая стала ярче под воздействием прелести новизны.

Осторожный стук в дверь вернул ее к действительности. Лорин одним прыжком оказалась в ванной комнате, пока Менсур второпях натягивал одежду. Когда же, накинув на себя пеньюар, она вернулась, то увидела, что на низком инкрустированном перламутровом столике стоит поднос.

Она тотчас же уселась на подушку, поджала под себя ноги и выбрала сладости, которыми с наслаждением начала хрустеть.