Эдит Хилл - Порабощенные сердца

Крошечное создание внутри нее снова шевельнулось, и страхи вернулись. Рика молилась, чтобы ребенок не получил ничего от того, кто зародил его. Правильно ли она решила? Сможет ли она смотреть на него, если окажется, что у него темные волосы и оливковая кожа? Не почувствует ли ненависти, которую испытывает к его безликому отцу? Ребенка нельзя винить за обстоятельства его зачатия, но понимание и поступки - разные вещи. Сможет ли она любить этого ребенка? Или она будет похожа на Лунед, в сердце которой не было любви к своему сыну. Будет ли ее черноволосый малыш обречен на неприязнь и насмешки, как и блондин мальчик, спящий рядом?

Руки, лежащие на животе, сжались в кулаки. Что делать? Погруженная в море смятения, Рика была испугана и одинока.

Вспыхнула молния, и глубоко запрятанные воспоминания снова нахлынули на нее. Поток образов и звуков из прошлого... Шум дождя, который скрыл приближение лошадей, яростные раскаты грома, вспышки молний, которые сначала помогли ей убежать в лес, а потом выдали ее присутствие... Больше всего Рика запомнила их смех и кряхтенье, когда они лежали на ней. Но она одержала небольшую победу, заставив свое тело оцепенеть и не издав ни звука. Ее ненависть - ее доспехи. Римляне не смогли проникнуть сквозь них. Она не должна больше позволять себе вспоминать.

Но этой ночью доспехи подвели. Рика вспоминала. И на этот раз враг и захватчик был не снаружи ее щита, а внутри. Щеку ее обожгла одинокая слеза.

***

- Сомнения? - Фигура в белой мантии приблизилась к высокому светловолосому человеку, стоящему в проеме двери и смотрящему на бушующую за стенами хижины непогоду.

Церрикс отвернулся от затихающей грозы. Большие тяжелые капли, разлетавшиеся брызгами при ударе о землю, стали реже. Их сменил мелкий дождь. Ветер стихал, и можно было ожидать тумана.

- Не сомнения, Мирддин, - тихо ответил Церрикс, запахиваясь поплотнее, заботы.

Он взглянул мимо жреца внутрь хижины, уютной от огня и разноцветных покрывал. Справа, сидя у ревущего очага, играли в кости, вырезанные из рога, полдюжины его слуг. Слева, за плетеной перегородкой, которая делила пространство на две половины, находилась его жена с несколькими прислужницами, держа на руках их дочь, Намор. На полу перед ней голышом на меховых покрывалах вместе с выводком щенков возились его сыновья - четырехлетний Траян и двухлетний Бричан.

- Судьба моих людей, моей семьи зависит от этого плана. Слишком многое поставлено на карту, Мирддин. Мне есть что терять.

Друид понимающе кивнул.

- Ты полагаешь, можно доверять этому римлянину, офицеру из Орлов? Церрикс кивнул.

- Если бы обстоятельства сложились по-другому, я мог бы назвать его другом. Да, я могу доверять ему. Сомневаюсь в словах и действиях других. Церрикс медленно обвел хижину главами, ненадолго остановился взглядом на женщине. Кивком указал на открытую дверь. - Выйдем.

Не ожидая ответа, Церрикс вышел в ночь. Серый цвет его плаща настолько слился с уже опустившимся густым туманом, что Мирддин чуть было не потерял его.

- Чьих действий ты опасаешься, король Церрикс? - спросил он, идя рядом с молчавшим человеком. - Маурика?

- Его, - прозвучал ответ. - Но больше, чем действий Маурика, я боюсь своих собственных.

Мирддин постарался не высказать своего удивления.

- Почему ты так говоришь? Ведь ты желаешь мира.

- Чтобы мы провели остаток своих дней под пятой Рима? Вею жизнь меня учили смотреть в лицо опасности, даже если мое единственное оружие - сила и храбрость. Для воина лучше погибнуть, чем сдаться. Однако природа распорядилась так, что мужчина прежде всего должен любить своих детей и защищать свою жену и родню. Разве я защищу их, объявив войну против врага, которого не могу победить?

- Ты уже нашел ответ на свой вопрос, Церрикс, - мягко ответил Мирддин. Только с помощью мира ты сможешь защитить их.

- Но какой ценой достанется этот "мир"? Нас еще не заставляли почувствовать это ярмо, однако я знаю, какие условия поставят завоеватели: выдача заложников как гарантия покорности, укрепленные гарнизоны в наших горах, подати, опустошение амбаров... - Его голос на мгновение затих, затем он продолжил с новой силой:

- Часть меня говорит, что мы не должны рассчитывать на милость. Что надо решиться, пока не поздно, и сражаться за то, что мы считаем самым дорогим, за честь, а не за жизнь. Мы должны не сдаваться, а сражаться, чтобы сохранить нашу свободу.

Мирддин остановился и коснулся плеча человека рядом с ним.