Сьюзен Хилл - Миссис де Уинтер

- Что можно чувствовать, если ты замужем за убийцей? А он и есть убийца, вы это знаете, он тоже это знает. И сколько других людей знают? Он убил ее. Застрелил. Самоубийство? Она покончила с собой? Моя леди? Никогда! Как бы плохо у нее ни складывались дела, что бы ни сказал доктор. Она была самой смелой женщиной на свете, она никогда бы не стала вести себя как трусиха. Никогда! Согласны?

- Я... я не знаю. Я не была с ней знакома. И потом был вердикт присяжных. Вы ведь там были.

- Глупцы!

- Вы слышали свидетельства.

- Это не имеет отношения к истине. Оставим это. Когда-нибудь правда так или иначе всплывет. Именно ради этого я живу, вы понимаете? Ради этого я жила все десять с лишним лет, уверенная в том, что правда восторжествует. Она, моя леди, направляет меня, она все время рядом, она говорит со мной. Она знает. Моя леди никогда не покидает меня. И никогда не покидала. Из всех людей, кто заявлял о своей любви к ней, начиная с ее матери и отца, она знала лишь одного человека, который любил ее по-настоящему. Она знала, что я боготворю ее и готова умереть за нее, стоит ей лишь шевельнуть для этого пальцем. Она и поныне это знает. Отомсти, Дэнни, говорит она. Она приходит ко мне каждую ночь. Я просыпаюсь, а она рядом, улыбается и шепчет мне. Заставь его заплатить за все, Дэнни, только ты способна это сделать. Сделай так, чтобы стала известна правда. Не дай мне остаться проигравшей. Но тут она просто дразнит меня. Разве я могу оставить ее? Ей даже не нужно меня просить.

Во время дознания я упала в обморок, в башне на итальянской вилле я также потеряла сознание. Теперь же я хотела упасть в обморок, хотела потерять сознание, потому что это был единственный способ избавиться от зловещей черной фигуры, не видеть ее неестественно белого лица, пылающих щек и горящих глаз, не слышать ее ужасного, безумного голоса.

Но я не смогла упасть в обморок. Я сидела, дрожа всем телом, на краю кровати.

Однако в конце концов она отпустила меня.

Было такое впечатление, что, говоря о Ребекке, миссис Дэнверс пребывала в состоянии гипнотического транса, а затем вдруг вышла из него. Вполне нормальным голосом она сказала:

- Когда успокоитесь, приходите в гостиную. Я позвоню, чтобы принесли чай.

И бесшумно вышла из комнаты.

Я не хотела оставаться здесь, в этой холодной, утонченно декорированной гробнице, в комнате, посвященной памяти человека, который не только давно умер, но к тому же никогда здесь не был, в месте, которое было воссоздано болезненной фантазией безумной женщины. Однако я не сразу поднялась, чтобы последовать за ней, я была потрясена и не могла двинуться.

Один из ящиков миссис Дэнверс оставила не до конца задвинутым, и оттуда выглядывали прозрачные нежно-абрикосового цвета шелковые трусики. Я не знала, надевала ли она их когда-либо, но меня это не волновало, я не испытывала страха перед духом Ребекки, ибо мне угрожала не она.

Я услышала стук в дверь вдали, чьи-то голоса, встала и, не оборачиваясь, вышла в другую комнату, где молодая горничная под пристальным наблюдением миссис Дэнверс расставляла на маленьком столике блюдца и чашки и где царила атмосфера повседневной реальности, что придало мне мужества, и я вздохнула с некоторым облегчением.

- Пожалуйста, садитесь, мадам.

Я заметила, как девушка бросила на меня взгляд. Должно быть, ей резануло ухо, что миссис Дэнверс обращается ко мне таким образом. Но я понимала, что она никогда не назовет меня "миссис де Уинтер".

Чай был великолепный, и я не могла от него оторваться; некоторое время мы провели в молчании, ибо как я могла затеять обычную легкую беседу после того, что произошло? Миссис Дэнверс не спеша пила чай, наблюдая за мной, никто из нас ничего не ел, торт остался нетронутым, булочкам суждено было остывать на блюде.

Я хотела спросить ее, специально ли она пришла сюда на эту должность после того, как Фейвел сообщил ей о нашем местонахождении, хотела сказать, что видела венок, который она принесла, и карточку, которую она написала. "Вы решили напугать меня, не так ли? Но зачем? Вы говорите, что она шепчет вам и что вы никогда не оставите нас в покое - до каких пор? Что вы сделаете? Что заставит вас почувствовать удовлетворение? Разве вы мало сделали для того, чтобы погубить Мэндерли? Ведь это вы сделали, разве не так?"

Все эти вопросы висели в воздухе, тишина была наэлектризована ими, тем не менее они не могли быть заданы, не могли прозвучать.

Единственное, что я сумела спросить, я выпалила без подготовки и совершенно неожиданно для самой себя: