Эйлин Гудж - Чужие страсти

— Никакого «мы» пока нет. Разве ты не видишь этого? — Лайла говорила резко, понимая, что, если она не отстранится от него теперь, когда у нее есть еще силы на это, пока ее решение все еще четко звучит у нее в голове, позже сделать это будет намного труднее. — То, что случилось с нами вчера вечером, выглядит очень просто: встретились двое людей, которым приятно проводить время в компании друг друга, и один из них выпил лишнего. О’кей, возможно, при этом мы получали несколько большее удовольствие. Но, что бы ты об этом ни думал, это ничего не значит. Ты мне нравишься, Карим. И я надеюсь, что мы можем остаться друзьями. Но это все, что я могу предложить тебе сейчас.

— Понятно. Значит, ты уже все для себя решила? — Он говорил спокойно, но по тому, как сжались его челюсти, было видно, что ему пришлось приложить немало усилий, чтобы контролировать свои эмоции.

— Боюсь, что да.

— Тогда здесь больше нечего обсуждать.

Лайла почувствовала облегчение, но в то же время — и какое-то странное разочарование. Она ожидала, что Карим будет сопротивляться этому сильнее. А на самом деле, подумала Лайла, он только подтвердил, что она была права, когда решила со всем этим покончить.

— Я рада, что ты меня понимаешь.

— А вот здесь ты ошибаешься. — Глаза Карима снова вспыхнули. Теперь она видела, что он и не собирался смириться. — Я думаю, что ты сейчас делаешь ошибку, Лайла-джан, — сказал он, употребив ласкательное афганское слово, которое она слышала от него только при обращении по телефону к матери или сестре, отчего по телу ее пробежали мурашки. — Каждому из нас, тебе и мне, был дан еще один шанс. И такие шансы выпадают редко. Неужели ты действительно хочешь упустить его? Неужели ты искренне веришь, что таким образом поможешь сыну? Я не сомневаюсь, что, приняв свое решение, ты только окажешь Нилу плохую услугу.

От такого нахальства у нее перехватило дыхание.

— Как ты мог даже подумать об этом?

— Как и Нил, я знаю, что такое потерять своего отца, — продолжал Карим, не думая извиняться. — И если я говорю тебе, что твоему сыну сейчас меньше всего нужно чувствовать, что он удерживает мать от ее женского счастья, то основываюсь на собственном жизненном опыте.

— И что ты предлагаешь? Просто бросить его? — спросила Лайла.

— Нет, но есть большая разница между тем, чтобы уйти, и пониманием того, что пришло время отпустить, — сказал он. — Я не предлагаю отпустить Нила — не сейчас, по крайней мере. Я понимаю, что ты нужна ему, и полностью поддерживаю твое стремление помочь сыну. Но, возможно, больше всего ему нужно, чтобы ты начала жить своей собственной жизнью.

— Я не могу. — Лайла упрямо покачала головой. — Только не таким способом, о котором ты говоришь. Это принесет еще больше боли, а он уже и так настрадался.

— Ты думаешь, что, отказываясь от себя, ты дашь Нилу то, в чем он нуждается?

— С чего ты взял, что я отказываюсь от себя? По-моему, ты приписываешь мне свои слова. Прости, если накануне я произвела на тебя неправильное впечатление. Я не хотела… — Лайла замолчала, потому что Карим молниеносным движением схватил ее за руку. В этом жесте не было ничего принудительного, но, тем не менее, у нее не было сил противиться ему. В глазах Карима читалось обещание, что он готов уважать ее желания, но не собирается играть в эти игры и притворяться; он знает, что она хочет его так же сильно, как и он ее. Когда его пальцы обвили ее запястье, Лайла почувствовала, как участился ее пульс, и едва не выдала себя, произнеся вслух то, что шептало сердце. И только хлопнувшая дверь помогла Лайле в ее отчаянных попытках сдержаться. — Я должна идти. — Она выдернула у него руку и встала. — Нужно проведать Нила.

Для Абигейл последующие дни прошли, как в тумане. В промежутках между работой, присмотром за тем, как разбираются последствия пожара, и переездом на новое место она умудрялась в большинстве случаев на шаг опережать постоянно преследовавшего ее внутреннего демона — осознание того, что ее дочь пыталась убить себя. Когда же эта мысль все-таки всплывала на поверхность, у Абигейл появлялось ощущение, будто она неожиданно схватилась за ручку раскаленной сковородки. И только спустя несколько секунд она вспоминала, что Феба выжила и сейчас находится в безопасном месте: девочка пришла в себя на следующее утро после пожара, а еще через неделю ее отпустили под присмотр доктора Хьюго Эрнста из психиатрической клиники в Дьюхерсте.

Доктор Эрнст предупредил их, чтобы они не ждали мгновенных результатов, и сравнил данную ситуацию с луковицей, которая чистится постепенно, слой за слоем. Но Абигейл была нетерпелива. Она желала знать почему, она стремилась выяснить, что в жизни Фебы было настолько ужасно неправильно, что ей захотелось покончить с собой? Она терзалась мыслью о том, что пока у нее не будет ответов, ей вряд ли удастся помочь дочери и получить душевный покой для самой себя.