Барбара Картленд - Запертое сердце

- Девять лет назад, - задумчиво, как бы разговаривая с самим собой, промолвил он.

- Мне тогда было девять лет, - сказала Сирилла. - Я навсегда запомнила, как вы выглядели.., что вы.., своим видом вдохновляли других.

- Это был всего лишь спектакль.

Наступила пауза. Наконец Сирилла проговорила:

- Можно я скажу вам.., кое о чем, монсеньер, раз мы.., одни?

- Да, конечно, - ответил герцог. - До настоящей минуты у нас не было возможности поговорить.

- Я не знала.., я только недавно поняла, что вы.., чувствовали.

Герцог был озадачен. Он не мог представить, чтобы его мать рассказала этой девочке, каковы его намерения в отношении своей жены и их семейной жизни, о чем он ясно дал понять герцогине вчера вечером, когда она принялась рассуждать так, будто он проживет в замке какое-то время.

- Я подчинился твоим желаниям, мама, - жестко сказал он. - Я отказался от своей свободы только потому, что ты меня об этом попросила. Я приложу все усилия, чтобы дать тебе внуков, о которых ты так страстно мечтаешь. Но на этом моя миссия заканчивается! - Помолчав, он добавил:

- Мы с тобой заключили сделку, и с моей стороны не будет никаких нарушений взятых на себя обязательств.

- Что ты имеешь в виду, Аристид? - спросила герцогиня.

- Я имею в виду, что в мои намерения входит уехать в Париж и оставаться там.

- И как долго? - прерывающимся голосом промолвила она.

- Столько, сколько мне захочется, - ответил герцог. - Моя жена может жить здесь, ты имеешь возможность наслаждаться ее обществом, но я не допущу, чтобы она каким-то образом вмешивалась в мою жизнь. Я настаиваю, чтобы наше с ней общение ограничилось теми рамками, которые установлю я.

- Но. - Аристид! - вскрикнула герцогиня.

- Вопрос исчерпан, мама, - перебил ее герцог. - Ни твои уговоры, ни твои действия не заставят меня передумать. Одной ночи будет достаточно, чтобы претворить твои сокровенные мечты в жизнь. А после этого тебе придется оставить меня в покое.

Он знал, что его слова жестоко ранят ее сердце. Но ведь он боролся за свою независимость, пытаясь освободиться от мягких пут, которыми герцогиня надеялась привязать его к дому.

Наступило молчание, и герцог догадался, что мать старается справиться с душившими ее слезами. Он повернулся к двери.

- Спокойной ночи, мама, - проговорил он и быстро вышел, не дав ей возможности сказать хоть слово.

А теперь, напомнил он себе, ему следует довести свои намерения до сведения жены, однако он не мог решить, с чего начать. Чувствуя, что ему не так-то легко это сделать, он резко бросил:

- Говори, какое у тебя ко мне дело.

Глаза Сириллы казались огромными на ее утонченном личике. Неожиданно она метнулась с дивана и опустилась на колени у его ног.

- Раньше я не понимала, - тихо промолвила она, - как вы страдали все эти девять лет. Герцог напрягся.

- Кто тебе рассказал?

- Я вышла из комнаты вашей матушки и случайно услышала разговор двух дам, - ответила она. - Та, которая была постарше, рассказывала, как сильно вы.., любили и как.., трагично закончилась ваша любовь. О монсеньер, я так хорошо вас понимаю!

- Что ты понимаешь?

- Что вы женились только для того, чтобы доставить удовольствие вашей матушке, что вы посвятили себя служению вашему идеалу и что вы пошли на это только ради спокойствия матери. - Герцог молчал, и через несколько мгновений Сирилла продолжила:

- Я всегда знала, что во всех ваших действиях и помыслах вами будет руководить благородство. Именно такую всепоглощающую любовь я и ожидала увидеть в вас.

Герцог недоверчиво уставился на нее.

- Ваша любовь так же чиста и жертвенна, как любовь трубадуров, подобно вам, навсегда посвятивших себя служению даме, которую они боготворили до последнего дня, - подняв на него глаза, сказала Сирилла. - Теперь я знаю, что тогда произошло, - тихо добавила она:

- Обещаю, что не доставлю вам никаких неприятностей, я буду помогать вам, и никто ни о чем не догадается.

- О чем не догадается?

- Ваша любовь - это священное чувство, которое не может быть предметом обсуждения для посторонних, - объяснила Сирилла, - и все, о чем мы с вами договоримся, тоже останется тайной. И хотя я.., по закону.., являюсь вашей женой, я с уважением отнесусь к вашему решению избрать.., этот путь и буду как можно меньше.., докучать вам.

По-видимому, впервые в жизни герцог был настолько ошарашен, что не нашелся, как ответить.

От него не укрылось ни восхищение - или скорее восторженное поклонение, отразившееся в глазах Сириллы, ни благоговейный трепет, прозвучавший в ее голосе, как будто она говорила о некой святыне.