— Посмотрите, мадам, какие чудесные цветы! — сказала она. — Наша барыня любит цветы, поэтому заставляет садовника каждое утро ставить в вазоны по букету. Вон в той небольшой оранжерее — ее любимцы, самые великолепные цветы. Их обычно ставят в вазы или корзины, — когда хозяйка принимает гостей. Садик этот красивый, да только работы много. Красиво, когда цветы стоят в вазах, в пышных букетах, а вот эти, маленькие, — мне кажется, незачем особенно украшать ими сад. За ними ведь тоже ухаживать надо, а пользы от них никакой — отцвели и скрылись под снегом. Никакого толку от этих ромашек и фиалок.
Она наклонилась и сорвала одну сиреневую фиалку. Несколько секунд разглядывала ее, затем оборвала лепестки и пустила их по ветру. В руках у нее остался только стебелек.
Лолиана побелела как полотно, но сиделка не смотрела на нее. Ли не отрывала взгляда от изуродованного цветка. В голове у нее пронеслись обрывки мыслей, каких-то страшных картин; но не более. Она ничего не могла вспомнить.
— Мадам, — снова заговорила сиделка. — Могу ли я вас попросить кое о чем? Вы такая хорошая, такая добрая…
Лолиана ждала окончания фразы.
— Мадам Стонер мне велела сегодня весь вечер быть с вами — ее ведь не будет дома… Но вы, я вижу, себя совсем хорошо чувствуете. Могу ли я вас попросить? Сегодня вечером… На этот день у нас с Льюисом назначена помолвка. Год назад мы познакомились с Льюисом и назначили даже свадьбу на это число… А мадам Стонер неволит меня ухаживать за вами. Я рассчитывала, что к этому дню вы поправитесь, но мадам говорит, что вам нужен еще уход. Мадам, отпустите меня на несколько часов… Я быстро вернусь! Я прошу вас!
Лолиана улыбнулась и, конечно же, отпустила сиделку, сказав, что вечером сможет обойтись и без нее. Девушка горячо благодарила ее.
— Мадам, а вы не скажете хозяйке? — спросила она с беспокойством.
— Нет, Мэгги, не скажу. Конечно, ты можешь идти. Когда ты собираешься уходить?
— Сразу после прогулки. Льюис обещал зайти за мной… О, мадам, вот он! — радостно воскликнула девушка, указывая рукой на отворяющуюся маленькую калитку в дальнем конце сада.
Лолиана обернулась и вздрогнула. Мужчина, взглянув на нее, остановился. Ли вскочила и закрыла лицо руками, словно ее хотели ударить.
— Нет, нет! Не хочу! Нет! — дрожа всем телом, закричала она. — За что? Джоуд! Джоуд!
Мужчина тоже узнал ее и теперь рад был бы скрыться — в гостиничном номере она, отбиваясь, укусила его за руку, он это еще помнил.
Лолиана зашаталась. У нее закружилась голова… А вечером Лолиана снова слегла в постель. Но теперь ее болезнь усугубилась — она была почти на краю гибели. Доктор сказал, что вновь вылечить такое воспаление почти невозможно.
ГЛАВА XXXI
НАДЕЖДЫ РУШАТСЯ
— Он — государственный преступник, и его следует судить, и судить по закону, а не прибегать к тайным быстрым… непосредственным мерам.
Этот разговор начался в кабинете полицейского капитана. Речь шла о пойманном некоторое время назад преступнике. Вина его была огромна, а охота за ним была давно прекращена только потому, что слишком велика была слава этого человека и слишком могуществен был он. Его судьба решалась в этой комнате, и вокруг этого вопроса возникли споры.
— Держать его дальше бесполезно и опасно. Я не могу быть уверенным, что сегодня ночью он не сбежит. Не отрицайте, капитан, он может испариться, и никто не узнает, куда он делся. Он запугал всех караульных, и теперь они все наотрез отказываются нести пост по ночам. Если бы вы знали, сколько пришлось нам намучиться с ним!
— Юридический устав требует, чтобы над ним был учинен суд. Его вина велика, и вы сами сознаете это, поэтому следует это дело передать в Высший суд. Его имя известно многим, поэтому министры не преминут разобраться во всем этом и учинить расправу, как того требует закон. Нам причитается многое, — это, действительно, невероятный подвиг. Однако есть еще одно возражение — мы поймали атамана, но его многочисленная армия осталась, и необходимо взять наиболее отъявленных из них, застать их врасплох. К замку приблизиться трудно, и в этом нам может помочь только он сам. Я слышал, они его боготворят.
— Но, капитан, это будет тянуться мучительно долго — весь этот юридический процесс… и за это время, я опасаюсь, мы можем его упустить.
— Это — лишнее! Он довольно крепко прикован. К тому же, у нас есть чем усмирить его. Кстати, почему вы жалуетесь мне на его непокорность, когда есть такой легкий способ успокоить его на достаточно долгий срок?
Читать дальше