Джо Шрайбер: Гуд бай, стервоза!

— Да не за что.

Что-то прорвалось внутри меня, и прежде чем я успел подумать, я сказал:

— Можно спросить тебя кое о чем?

Она повернулась ко мне; на ее лице было выражение терпеливого внимания.

— А на самом деле, почему ты решила пойти на бал со мной? Я хочу сказать… это здорово, но…

— Но понятно, что ты не хочешь туда идти, Перри.

— Что?

— Ты не хочешь идти со мной на бал. Я знаю. Ты же не думаешь, что я слепая и вообще ничего не вижу?

— Ну, понимаешь, мы с ребятами… наша группа… мы играем сегодня вечером в Нью-Йорке, — начал я. — Это… как бы тебе сказать… это важно.

— Да даже если бы этого не было, — сказала Гоби, — ты не захотел бы пойти на этот бал со мной. Ну, признайся?

— Да нет, в смысле, да. Просто я удивился, когда узнал, что ты хочешь, чтобы мы пошли туда вместе. Мне казалось, тебя такие вещи вообще не интересуют, вот и все.

Гоби ничего не ответила, просто сидела, положив руки на сумку, и смотрела на ветровое стекло. Мы как раз объезжали школьную парковку, и когда машина остановилась и мы уже собрались выходить, она снова повернулась ко мне.

— Ты ничего не знаешь обо мне, Перри.

— Да, пожалуй, не знаю.

— Что ж, возможно к концу сегодняшнего вечера ты будешь знать меня немного лучше.

Я посмотрел на нее. Что она хотела этим сказать? С того самого момента, как она сделала замечание насчет крови, я понял, что у меня давно уже возникла ассоциация со Спейсик из «Керри». Помните, там такая ученица, старшеклассница? В самодельном бальном платье, испачканном в крови; она еще устроила грозный психокенетический разгром в школьном спортзале. С того момента, как я впервые посмотрел этот фильм в возрасте восьми лет, мне всегда становилось дурно при виде крови. Особенно при виде своей собственной крови. Возможно, не каждый школьный бал заканчивается именно так, как в том ужастике, но что, если сегодняшний приведет к чему-нибудь подобному?

У меня на лице, видимо, было написано такое отчаяние, что Гоби впервые за все это время рассмеялась. Ее глаза заблестели, за толстыми стеклами очков запрыгали озорные, веселые искорки, и на какую-то долю секунды словно свет озарил все ее лицо — и под невыразительной, скучной маской на миг полыхнула огнем интересная девушка, веселая, непредсказуемая, кокетливая и живая. Мне вдруг пришло в голову, что все это время я смотрел на нее не теми глазами.

— А ты хорошо водишь машину, Перри.

— Да, спасибо, но такую-то машину и водить одно удовольствие.

Я припарковался, мы вышли, я обошел машину и подал ей руку. Она взяла меня под руку и выскользнула из салона. «Какая она легкая, — подумал я, — даже в этом громоздком платье с огромной сумкой».

Мы направились к входу. Я уже слышал, что внутри играет музыка, слышал рокот голосов — голосов тех ребят, с которыми я учился последние двенадцать лет. Все они сегодня нарядились кто как мог и будут играть во взрослых, в которых мы все рано или поздно превратимся. Хотим мы того или нет.

«Может, все и обойдется», — подумал я.

Я придержал дверь для Гоби, пропуская ее вперед. Мы вошли внутрь.

Сартр сказал: «Ад — это другие люди», а Стрейзанд пела: «Люди, которым нужны люди, — самые счастливые люди на свете». С кем вы согласны?

Амхерст колледж

Не знаю, на что я надеялся, но одно я знал точно: пойти на бал было большой ошибкой.

Я не мог вспомнить, какой именно теме посвящается бал, но в афише точно говорилось что-то о «социальном дарвинизме под звездами». Прожекторы и зеркальные шары преобразили спортзал школы в кипящий бульон из гостеприимства, развлечений и веселья. Сперва никто ничего не говорил в общем-то, но я чувствовал, что десятки глаз уставились на нас, когда мы с Гоби вошли. Я видел выражения лиц и девчонок, и парней: они не верили своим глазам — им было смешно, как детям на новогодней елке, — и, не смущаясь, разглядывали наряд Гоби. Она больше не была невидимкой. Она вышла в полосу света и оказалась в круге, подсвеченным синим прожектором. Мне вспомнился урок истории и рассказ про тех южноамериканских фермеров, которые выставляли на съедение волкам самую слабую и старую корову для того, чтобы защитить остальное стадо.

На сцене выступала какая-то группа, название которой никому ни о чем не говорило, и сейчас она исполняла какую-то из песен «Radiohead». Но звук музыки не перекрывал шепоток у нас за спиной.

— Хочешь пунша? — спросил я.

— Да, пожалуйста.

Я прошел через зал к накрытым столам, которые стояли вдоль противоположной стены. Чоу стоял там со своей девушкой и посмотрел на меня так удивленно, словно совершенно не ожидал увидеть меня здесь. Не обращая на него внимания, я налил поварешкой пунш в два высоких бокала, подошел к Гоби, одиноко стоявшей у края танцпола и окруженной десятиметровой зоной отчуждения, и вручил ей бокал.