Шерри Семан - Любовница коменданта

— Ничего не понимаю! — воскликнул отец. — Они же сами разгромили все принадлежащие евреям магазины, вплоть до мелких лавчонок.

— О чем вы говорите? — поинтересовалась я. — Что случилось?

— На евреев в Германии наложен штраф, — объяснил г-н Вайнштейн. — За подрыв частного предпринимательства.

— Штраф на общую сумму в миллиард марок, — добавила г-жа Вайнштейн.

— Слава Богу, что мы не эмигрировали в Германию, — вздохнула мама.

— Евреи полностью отстранены от участия в экономической жизни, — медленно проговорил отец.

— Боюсь, что это только начало, — продолжал г-н Вайнштейн.

— Правда? — воскликнула я, и г-н Вайнштейн кивнул.

— Что им от нас еще нужно? — возмутилась мама. — Самуила лишили возможности преподавать. У Якова разгромили лавку.

Г-н Вайнштейн сокрушенно покачал головой:

— Отобрали у евреев все их имущество…

— Вы имеете в виду недвижимость?

— И личную собственность тоже.

— Что же нам делать? — обескураженно воскликнул отец. — Как жить дальше?

— Все это делается ради так называемого утверждения превосходства арийской расы, — сказал г-н Вайнштейн.

— Да ведь это откровенный грабеж, — вспылила я. — Теперь-то ты понимаешь, папа, что я права? Что нам необходимо подумать об эмиграции.

— Но куда мы можем поехать? — пожал плечами отец.

— В Польшу, — ответила я. (Отец достал из кармана платок и вытер глаза.) — Или в Венгрию. Это недалеко. К тому же я знаю оба эти языка.

— Но мы всю жизнь прожили здесь, — возразил отец. — Не забывай, мы с мамой уже немолоды.

— Дядя Яков и тетя Наоми могли бы поехать вместе с нами. В Германии их больше ничто не держит.

Отец посмотрел на меня, потом на маму и, подумав немного, кивнул:

— Уехать всей семьей, возможно, было бы не так уж и плохо.

— Что может быть ужаснее, чем лишиться всего? — печально сказала мама.

— Если мы затянем строительство этой дороги еще на один день, я отправлю всех вас в газовую камеру, — пригрозила надзирательница.

Мы понуро принялись за работу. Ходить по каменным глыбам — сущая пытка. Пятки у нас были разбиты в кровь, лодыжки изранены, тело — в синяках. Мелкая красная пыль застилала глаза, проникала в горло. Руки и плечи гудели от непосильной ноши. Некоторые из заключенных падали, и, несмотря на угрозы и побои надзирателей, уже не могли подняться на ноги. Конвойные пристреливали тех, кто был не в состоянии больше работать. Надзиратели без разбору хлестали нас — кого по спине, кого по лицу. Тяжелые острые камни впивались нам в ступни, оттягивали руки и плечи. Мы задыхались от пыли. Но нам не давали ни минуты передышки. Дорога должна быть вымощена. Таков приказ коменданта, и его необходимо исполнить. Надзирательница изо всех сил ударила меня в бок.

— Эй, ты, спящая красавица, — рявкнула она. — Смотри под ноги. И в следующий раз бери камень покрупнее. Ишь какая, все норовит выбрать, какой полегче.

Я обошла лежащего на земле заключенного. Его глаза неподвижно смотрели в безоблачное небо, рот был открыт. Я опустила свой камень рядом с только что уложенными и побежала к карьеру за очередным камнем. Надзиратели стегали кнутом тех, кто, по их мнению, двигался недостаточно проворно. Иногда конвойные пускали в ход пистолеты, а потом спихивали тела в карьер. Я присела на корточки и, прижав огромный камень к груди, попыталась с ним подняться. При этом у меня свело спину от тяжести, но тем не менее я побрела со своей ношей вверх по склону. И тут я увидела машину коменданта.

Сверкая на солнце черным лаком, она медленно двигалась вдоль дороги, которую мы мостили. Видимо, комендант прибыл с инспекцией. Когда автомобиль подъехал ближе, я чуть-чуть отступила влево, навстречу ему. Надзирательница не заметила этого. Я продолжала идти, но с каждым шагом все больше и больше отклонялась влево. Впереди, в нескольких шагах от меня, надзирательница орала на выбившуюся из сил женщину и колотила ее дубинкой. Поравнявшись со мной, автомобиль коменданта сбавил скорость. Я повернулась лицом к машине и выпустила из рук камень.

Услышав грохот, надзирательница оглянулась.

— Безмозглая сука! — заорала она и направилась ко мне. — Я научу тебя работать!

Я рухнула на камень, но при этом посмотрела на сидящего в машине коменданта.

Машина остановилась.

— Поднимайся, ты, поганая шлюха, — вопила надзирательница, пиная меня ногой. — Ты нарочно повалилась, чтобы напакостить мне. Я тебе припомню это!

Дверца машины распахнулась.