Эдвина Марк - Юная грешница

Если сейчас у вас сложилось впечатление, что я недолюбливаю отчима, то вы правы.

Моя мама погрязла в телевизионных шоу. Это все, чем она занимается каждую свободную минуту. По утрам она смотрит мыльные оперы - бесконечные, унылые, горестные драмы, поддерживаемые недельными оргиями отравляющей нищеты.

Я не смотрю на нее и тоже не очень люблю с тех пор, как поняла, что она почти всегда не такая, какая есть на самом деле.

Как-то раз воскресным утром я рылась на нашем чердаке и нашла альбом с фотографиями, сделанных, когда мама была замужем за моим отцом. Я не узнавала ее до тех пор, пока она вдруг не положила мне на плечо руку.

- Джоан... - прошептала мама, - тебе не нужно было забираться сюда. Здесь пыльно.

Затем она наклонилась и заглянула в лежащий у меня на коленях альбом.

- О, я и не знала, что он еще цел. Я перевела взгляд со снимка, на котором была запечатлена симпатичная улыбающаяся девушка с огромными счастливыми серыми глазами, на худое лицо над моим плечом. Нос мамы обострился, а в уголках глаз появился миллион морщинок. Рот тоже стал другим, рука, лежащая у меня на плече, была костлявой, с короткими, покусанными ногтями. Ее голос казался таким же хрупким, как и тело. Я опять посмотрела на пышущую здоровьем и счастьем фотографию, затем на склонившуюся над ней реальность, и заплакала.

Я так и не рассказала маме о причине моих слез, но, думаю, она догадалась сама. Во всяком случае, мама взяла альбом, оставила меня плачущей, и с тех пор я больше никогда его не видела. Наверное, она просто выбросила старые снимки.

С тех пор я старалась не смотреть на нее. Довольно странно, но я стала избегать маму, а когда видела ее, то одновременно чувствовала бешеную злобу и грусть. Я могла закричать или даже дать ей пощечину. У нас с ней никогда не было много общего, но раньше я никогда не грубила, а теперь стала уклоняться от разговоров с ней. Позже мы до возвращения с работы Эллиота начали бродить вокруг дома, словно две балерины, боящиеся столкнуться в центре сцены. Лицо мамы, походка, стоптанные тапочки - я не выносила их... или ее.

Всякий раз глядя на отчима, я понимала, что это его вина. В некотором смысле он убивал ее. Все это было ужасно, но мама ни о чем не задумывалась. А если бы и задумалась, то ничего не предприняла бы, поскольку давно свыклась с такой жизнью.

Она просто пялилась в свой телевизор, слушала радио и жила в собственном сером, тусклом мире так далеко за границами отчаяния, что, возможно, даже была счастлива - не знаю, я не психолог. Иногда по ночам я плакала по ней - по той маме, которой она когда-то была: горькие слезы, которые приносили мне страдания и текли по лицу, словно кровь.

Наконец я вырвалась из своего счастливого дома. Мама вяло помахала мне рукой, и я хлопнула дверью, оставив за ней отглаженные брюки Эллиота, его модную трубку, белую рубашку с расстегнутым воротом и его аккуратный, ужасный мозг. Глубоко вдохнув теплый воздух, я забралась в машину.

- Ты напрасно тратишь свое время, - сказал Рэй. Он покраснел, и я прекрасно заметила это.

- Мне нужно было поговорить с родителями.

- Гм, - Рэй нажал на педаль, и мы рванули с места. Гравий полетел из-под колес. Если бы кто-нибудь другой повредил выровненную дорожку Эллиота, он вышел бы из себя, но сейчас ничего не сделал.

- Куда мы едем? - поинтересовалась я. Рэй любил во время свиданий брать инициативу на себя. Он никогда не говорит, что запланировал. Настоящий мужчина.

- Увидишь.

- Я не могу выезжать из Моронвилла, - сказала я (так в нашей компании называли Ширфул Вистас).

- А кто сказал, что мы поедем далеко? Мы повернули на главную улицу. Позади нас в лучах заходящего солнца светились ряды настоящих замков. Атмосфера Ширфул Вистас была уникальной. Район построили довольно оригинально, на месте гигантской свалки в часе езды от Нью-Йорка. Главной причиной появления сотен домов, находящихся слева от меня сейчас, когда мы неслись мимо основного здания Стил Индастриз, был гигантский металлургический завод, который зажигал вечерний воздух густым малиновым пламенем. Хотя он находился милях в трех от города, я могла чувствовать слабое громыхание его установок. Думаю, это просто постукивала мчавшаяся по дороге машина, но если вы большую часть времени ощущаете вибрацию, то через некоторое время привыкаете к ней, однако не забываете о ее существовании ни на минуту.

На заводе работает около трех тысяч человек, и он владеет Ширфул Вистас, в том или ином смысле.