Ричард тяжело вздохнул и потер рукой лоб.
- Для меня, ребенка, ночное путешествие было сродни увлекательному приключению. Я до сих пор помню, как шелестела у меня под ногами мокрая от росы трава и какой огромный желтый диск луны был в ту ночь. Признаться, я немного боялся разных метавшихся теней, но все-таки шел - уж больно любопытно мне было взглянуть на то, как веселятся взрослые.
Ричард замолчал и посмотрел в окно.
- В моей жизни бывали минуты, когда мне хотелось, чтобы в ту ночь блеснула молния и ослепила меня навсегда - тогда бы я не увидел того, что мне довелось увидеть, заглянув в окно этого злополучного павильона. Я увидел на столе опрокинутые кувшины с вином и перевернутые блюда с яствами: можно было подумать, что в павильоне веселились не люди, а свиньи. Потом я увидел ковры и разбросанные по полу бархатные подушки, которым самое место было бы в султанском гареме.
Ричард кашлянул, а потом перешел на шепот.
- И вдруг я увидел обнаженные мужские и женские тела, лежащие на полу парами и по три сразу, которые переплелись между собой, словно змеи в клубке. А потом я увидел свою мать с мужчиной, который не был моим отцом, а вслед за тем заметил и отца, который находился в объятиях незнакомой мне женщины.
- Бог мой, Ричард, представляю, какой это был для тебя удар! - тихо сказала Элисса, поднимаясь с места, чтобы подойти к мужу. Встав рядом с ним на колени, она нежно его обняла.
Все это время Ричард сидел неподвижно как статуя, но когда Элисса обняла его, немного оттаял, прерывисто вздохнул и посмотрел на жену.
- Когда я все это увидел, меня в прямом смысле стошнило, - признался он. - Спотыкаясь, на подгибающихся ногах, я пошел назад к дому. Я был до такой степени потрясен увиденным, что не мог в полной мере осознать того, чему стал свидетелем.
На следующий день родители вели себя как ни в чем не бывало - они снова превратились в добропорядочных леди и джентльмена и в присутствии слуг рассуждали о морали, добронравии и благородстве. Тем не менее их ночная, тайная жизнь наложила отпечаток на их существование и так или иначе проявлялась в их другой, повседневной жизни, предназначавшейся для взоров окружающих - надо было только уметь подмечать. И я этому научился - стал замечать многозначительные, брошенные вскользь взгляды, которыми они обменивались со своими друзьями.
- О, Ричард, мне так совестно, что я проникла в твои тайны... прошептала Элисса.
Ричард ответил ей печальным взглядом.
- Позже я понял, что это был способ, с помощью которого им удавалось поддерживать свой неудачный, без любви, брак. В соответствии с негласным договором каждый из них мог заводить себе любовника или любовницу, чтобы достичь физического удовлетворения - это вместо духовной близости, которой они были лишены. Дальше - больше. После того как умерла моя мать, отец, что называется, пустился во все тяжкие и перестал соблюдать даже те немногие правила приличия и осторожность, о которых они договорились с матерью. Поэтому, когда говорят, что он соблазнил жену моего дяди, я не смею этого отрицать и, более того, готов в это поверить.
Ричард тяжело вздохнул и провел рукой по волосам.
- Должен сказать, - добавил он, - что если бы Седжмор упомянул о том, что я тоже участвовал в этих ночных оргиях, я бы нисколько этому не удивился.
- Между прочим, он на это намекал, - сказала Элисса.
- Дьявольщина, я так и знал! - воскликнул он. - Скажу только, что тогда я был всего лишь несмышленым ребенком.
- Я все время об этом думала... Тебя к этому принудили?
- Нет, Элисса, нет, - произнес Ричард. - Я в этом не участвовал. Наблюдал, видел - да, но не участвовал. Конечно, мои родители были людьми распутными - кто же спорит? - но и они не были до такой степени циничными, чтобы принудить меня участвовать в свальном грехе.
- Ты как-то упоминал, что тебя лишили детства.
- Не в этом смысле, Элисса, не в этом смысле...
Ричард накрыл ладонями ее руки, и маска светского, видавшего виды, уверенного в себе человека вдруг исчезла с его лица - ее смыли полившиеся из его глаз светлые слезы раскаяния.
- Элисса, с меня было довольно это видеть!
Элисса прижалась к нему и поцеловала его в лоб.
- Не спеши, любовь моя, не спеши, - попросил он, - я еще только вылупляюсь из тухлого яйца своего детства, и этот процесс настолько сложный и болезненный, что его нельзя подгонять.
Взглянув в ее исполненные сочувствия глаза, Ричард впервые в жизни осознал, что он не одинок и на свете есть женщина, которая о нем беспокоится. Прерывающимся от сдерживаемых рыданий и волнения голосом он произнес:
Читать дальше