Нора Робертс - Обожествлённое зло

- Жан-Поль в ужасном состоянии, - отметила Анжи.

Она была замужем за владельцем галереи уже два года, и находилась под сильным влиянием его ума, любви к искусству и прекрасного тела. - Это первая выставка в новой галерее. Речь идет не только о твоей заднице.

- Я знаю. - Глаза Клер на мгновение затуманились, когда она подумала о том сколько денег и времени потратила чета Лебо на их новую, гораздо большую галерею. - Я не подведу вас.

Анжи чувствовала, что несмотря на свои заверения, Клер волновалась не меньше остальных. - Мы это знаем, - сказала она, намеренно разряжая обстановку. - На самом деле, мы рассчитываем после твоей выставки стать галереей номер один в Уэст Сайд. А сейчас я пришла, чтобы напомнить тебе об интервью в десять утра с журналом "Нью-Йорк" и о более позднем интервью с "Тайме" во время Ленча.

- О, Анжи.

- На этот раз не отвертишься. - Анжи поставила ноги прямо. - С журналистом из "Нью-Йорк" увидишься у нас в квартире на верхнем этаже. Я содрогаюсь при мысли, что интервью может состояться здесь.

- Ты просто хочешь следить за мной.

- Теперь следующее. Ленч в "Ле Сё", ровно в час. - Я хотела посмотреть, как идет подготовка в галерее.

- На это тоже хватит времени. Я здесь буду. в девять, чтобы убедиться, что ты встала и оделась.

- Ненавижу интервью,-пробормотала Клер.

- Тяжело. - Анжи взяла ее за плечи и поцеловала в обе щечки. - Теперь пойди отдохни. Ты действительно выглядишь усталой.

Клер оперлась локтем на колено. - А что, ты разве не подберешь для меня одежду? - спросила она Анжи, когда та уже направлялась к лифту.

- Может и это придется делать.

Оставшись одна, Клер несколько минут сидела в задумчивости. Она действительно не выносила интервью, все эти высокопарные и личные вопросы. Процесс, когда тебя изучают, измеряют и препарируют. Как и большинство неприятных вещей, которых она не могла избежать, она выбросила это из головы.

Она устала, слишком устала, чтобы собраться и вновь зажечь горелку. Как бы там ни было, все, что она начинала в последние несколько недель, оканчивалось неудачно. Но она была слишком напряжена, чтобы просто поспать или, растянувшись на полу, посмотреть дневные программы телевидения.

Вдруг она поднялась и отправилась к большому сундуку, который служил сидением, столом, и, вообще, чем угодно. Порывшись, она обнаружила старое платье с выпускного бала, шляпу выпускника университета, свадебную вуаль, которая пробудила тройную реакцию - удивление, радость и сожаление, пару теннисных туфель, о которых она думала, что они потеряны навсегда, и наконец, альбом фотографий.

"Ей было одиноко, - подумала она, отправившись с альбомом на подоконник с видом на улицу Кэнэл. - Без семьи. И уж если они слишком далеко, чтобы до них дотронуться, то, по крайней мере, она встретится с ними на старых фотографиях".

Первая карточка заставила ее улыбнуться. Это был затертый черно-белый детский снимок "Полироид" ее с братом-близнецом Блэйром. "Блэйр и Клер", подумала она со вздохом. Как часто они с братом ворчали по поводу решения родителей назвать их смешными именами? Снимок был явно не в фокусе, типичная работа ее отца. Он в жизни своей ни разу не снял четкой фотографии.

- Я механику не воспринимаю, - говорил он всегда. - Дайте мне в руки что-нибудь с кнопкой или с шестернями и я все поломаю. Но насыпьте мне в ладонь семян и немного земли и я выращу для вас самые большие цветы на свете.

"И это была правда", - подумала Клер. Ее мать была подлинной лудилыцицей, чинившей тостеры и останавливавшей течь в раковинах, в то время, как Джек Кимболл орудовал мотыгой, лопатой и садовыми ножницами, превращая их садик на углу улиц Оак Лиф и Маунтэйн Вью в Эммитсборо штата Мэриленд в настоящую выставку.

А вот и доказательство этого, на фотографии, снятой ее мамой. Она была идеально отцентрована и в фокусе. Маленькие близнецы Кимболлы лежали на подстилке, на коротко подстриженном газоне. Позади них были буйные заросли весенних цветов. Кивающий водосбор, хризантемы, луговые лилии, васильки, все аккуратно посажены, хотя и без разбору, и все в пышном цвету.

А вот фотография ее матери. Внезапно Клер поняла, что она смотрит на женщину моложе себя. Светлые волосы Розмари Кимболл оттенка темного меда были взбиты и налакированы в стиле шестидесятых годов. Она улыбалась, готовая рассмеяться, и на обеих коленках она держала по ребенку.

"Какая же она была хорошенькая", - подумала Клер. Несмотря на круглую шапку волос и лишнюю косметику, присущую тем временам, Розмари Кимболл была - и оставалась - очаровательной женщиной. Светлые волосы, голубые глаза, миниатюрная стройная фигурка и нежные черты лица.