Робер Гайар - Мария, тайная жена

Губернатор вынул из кармана камзола лист бумаги, в котором Бофор сразу же признал составленную им и его приятелями хартию.

Положив документ перед собой на стол, Лапьерье встал с кресла.

— Господа, — начал он, — сейчас я присоединю свою подпись к вашим.

Голос губернатора постепенно замер: он мысленно вновь пересчитывал присутствующих бунтовщиков в сумасшедшей надежде, что перед этим он допустил ошибку, но, к своему огорчению, вновь насчитал двадцать два человека. «Как, — думал Лапьерье в отчаянии, — Лефор справится с неожиданной ситуацией?» И опять он ощутил страх при мысли о предстоящей бойне.

Стараясь изгнать из головы ужасные видения, Лапьерье глубоко вздохнул и уже несколько бодрее снова заговорил:

— В этот знаменательный день я хочу воспользоваться случаем, чтобы выразить глубокое уважение колонистам Мартиники, которые своим тяжким трудом, в поте лица превратили почти безжизненную пустыню, в ярчайший бриллиант французской короны. Надеюсь, вы позволите мне перед тем, как на острове будет установлено новое правление, выразить от имени всех нас — и не только тех, кто сейчас находится в этом зале, но и тех, которых сбор урожая задержал на плантациях, — выразить свою…

Голос Лапьерье понемногу окреп, перестал дрожать и звучать как-то нерешительно. Теперь он буквально гремел, и его было слышно даже в кабинете губернатора. Отсюда Лефор, прячась за портьерой, мог хорошо видеть говорившего. А тот стоял, вытянувшись перед внимающей ему аудиторией, и сопровождал напыщенные фразы энергичными жестами своих пухлых ручек.

Как только губернатор произнес: «выразить свою…» — Лефор отошел от окна и, открыв дверь на площадку, где собрались его люди, сказал:

— Джентльмены, наш час настал!

Звенели, тихо сталкиваясь, мушкеты, пока Лефор еще раз проверял участников операции. Вместе с ним и францисканским монахом набралось восемнадцать, а не шестнадцать человек, как он предварительно сообщил Лапьерье.

Францисканец, одетый в серую сутану, в сгибе локтя держал, как алебарду, большое, источенное червями распятие. С недоумением осматриваясь, он приблизился к Лефору.

— Сын мой, — сказал монах, — не объясните ли вы мне, какого рода церемония готовится? Вы только что заявили, что час настал. Какова моя роль в этом спектакле?

— Терпение, святой отец, терпение! — ответил Лефор. — Какое значение имеет, когда вы узнаете? Минутой раньше или позже? Предоставьте организацию празднества мне… от вас только требуется благословить большой зал крепости. И поверьте мне, ваши усилия вознаградятся: будет достаточно еды и выпивки… и, вероятно, много шуму в довершение!

Монаху не удалось получить какую-либо дополнительную информацию: Лефор повернулся к Лесажу и громко, чтобы слышали остальные, сказал:

— Пришли двадцать два человека!

Лесаж крепко выругался и тут же почувствовал на себе укоризненный взгляд бывшего пирата.

— Смотрите у меня! — воскликнул Лефор. — Мне прекрасно известно, что наш друг, монах, умеет пить и браниться не хуже любого мушкетера, но это еще не означает, что можно проявлять неуважение к его священной одежде! Двадцать два! — Лефор, довольный, потер руки. — Предстоит веселенькое дельце! Распределение обязанностей не меняется. О дополнительных мертвецах позабочусь лично я.

— И все же, — возразил Лафонтен, — если есть время, быть может, стоит обсудить, как разделаться с лишними людьми?

Не обращая внимания на его слова, Лефор продолжал:

— Джентльмены, я не стану кричать: «На абордаж!» — А только как капитан Кидд, — успокой Господь его душу! — скомандую: «Пли!» И если у кого-то задрожит рука или кто-то не уверен, что попадет в голову, пусть такой стрелок целит в грудь мошенника! Здесь мишень пошире и меньше шансов для пули улететь в небо! Остальное я беру на себя. Стоит только им ткнуться носом в пыль, у меня достаточно средств за поясом, чтобы вышибить из них окончательно дух! Вперед, друзья!

Процессия, возглавляемая францисканским монахом с деревянным крестом, прошла коридор и начала спускаться по лестнице. Когда они достигли промежуточной лестничной площадки, монах, возможно, подчиняясь старой привычке или желая обратить на себя внимание, гнусаво затянул какой-то псалом.

— У вас сегодня здорово получается! — похвалил Лефор. — Но ради всех святых, умоляю вас приглушить свои голосовые связки! Мы приготовили губернатору и его гостям сюрприз. Вы испортите впечатление, если песнопением предупредите их о нашем приближении.