С этими словами де Мобре опустился на траву около Жюли. Приподнявшись на локте, он положил руку ей на грудь и стал нежно поглаживать.
— Меня удивляет одно, — заговорил он, словно размышляя вслух, — я еще не встречал женщины, которая распознала бы, какой я есть на самом деле… Ни одна не разгадала моей истинной сути, не поняла моей души! Правда, для этого у них никогда не было достаточно времени.
— Эти же слова вы говорили и госпоже?
— Я говорю их каждой женщине, моя дорогая. Всем без исключения. Но они мне не верят! Быть может, они полагают, что я шучу?
Теперь уж он навалился на девушку всем телом. Неровности грунта больно вдавливались ей в спину и сотни колючих растений терзали ее кожу.
Когда Реджинальд де Мобре и Жюли, спустившись с холма, расстались, не доезжая до Сен-Пьера, оба пребывали в блаженном состоянии, которое явилось результатом приятного утомления. Потом Жюли поехала по направлению к реке Пере, а де Мобре — к дому колониста, чтобы вернуть хозяину лошадь, которая, отдохнув, действительно больше не хромала. Прежде чем скрыться за поворотом дороги, де Мобре обернулся и, приподняв шляпу, с изысканным изяществом поклонился Жюли.
Оставшись одна и преодолевая трусцой каменистую дорогу, девушка, обладавшая редкой способностью сосредоточивать свое внимание только на непосредственной задаче, тут же выбросила из головы все, что могло помешать ей как следует выполнить поручение, которое доверила ей госпожа.
Как Жюли вскоре убедилась, утренние волнения нисколько не отразились на ее памяти, и она без больших усилий и долгих раздумий вспомнила имя вдовы поселенца, которую ей предстояло отыскать. Речь шла о некой Жозефине Бабин, проживающей — нет, Жюли не забыла! — на берегу речки в собственной хижине.
Жюли знала, что по берегу в разных местах стояли несколько лачуг, однако из-за чересчур изобретательного шотландца она потеряла много времени, а потому решила для ускорения процесса поисков завернуть в таверну «У гуся», мимо которой все равно нужно было проезжать, и расспросить дорогу к Жозефине Бабин.
К своему удивлению, она обнаружила, что в таверне было уже полно обедающей публики. Кроме солдат, в зале сидели колонисты, пришедшие из Сен-Пьера поговорить о своих делах, и группа матросов, без стеснения громко разговаривавших на непонятном Жюли языке. Они принадлежали к команде корабля «Ред Гонтлит».
Хозяином таверны «У гуся» был сорокалетний мужчина, седой и высохший, как старый пень. Его глазки — маленькие, блестящие, как у зверька, все время беспокойно двигались, перебегая с одного предмета на другой. Именно к нему обратилась Жюли за нужной информацией. Услышав имя Жозефины Бабин, хозяин явно встревожился и с задумчивым видом начал почесывать затылок.
— И зачем тебе понадобилась Жозефина Бабин? — спросил он. — Ты, конечно, вправе послать меня к черту и сказать, что меня это нисколько не касается, но я спрашиваю не из простого любопытства. С Бабин шутки плохи, и, следовательно, я задал вопрос только ради твоего же собственного здоровья.
— Господин хозяин, — ответила Жюли, — меня интересует место жительства этой женщины лишь потому, что у меня есть послание для человека, который обитает под одной с ней крышей и откликается на имя Ив Лефор.
— Ив Лефор! — воскликнул хозяин. — Тогда ты должна тем более проявить особую осторожность. Жозефина Бабин, скажу я тебе, крутая женщина с невыносимым характером, и с ней нелегко иметь дело, когда речь идет о ее парне. Не то чтоб он по-настоящему принадлежал ей, если вспомнить, как редко ей удается заполучить его в свои объятия.
Абсолютно не реагируя на шуточки и остроты, сыпавшиеся со всех сторон, когда она протискивалась между столами, занятыми солдатами и матросами, Жюли покинула таверну и поехала по дороге, ведущей к хижине Жозефины Бабин.
А та стояла на пороге своей лачуги в шляпе солидных размеров, сшитой на манер тех, что носят пираты, и с мушкетным фитилем за ухом; с его помощью Жозефина разжигала свою глиняную трубку, которую в данный момент изо всех сил старалась раскурить. Зеленый и сырой табак никак не хотел гореть. Время от времени она отирала потное лицо тыльной стороной ладони, и загрубевшая кожа руки с шуршанием терлась о роскошные бакенбарды.
Когда Жюли, держа коня на поводу, направилась через мост, Жозефина, заслонив от ослепительного солнечного света глаза ладонью, пыталась разглядеть неожиданного пришельца. Увидев, что перед ней молодая женщина, она с раздражением сплюнула и, повернувшись спиной к Жюли, опять занялась своей трубкой.
Читать дальше