В альбоме были собраны детские снимки Нины Андреевны, переложенные фантиками от конфет - "Счастливое детство", " А ну-ка отними!", "Мишка на полюсе", "Плодово-ягодный букет", "Пилот"...
Она повертела пестрое "Счастливое детство", усыпанное кубиками, пирамидками и смеющимися солнышками. Эти конфеты почему-то всегда попадались ей только в новогодних подарках. Причём, на тонком слое шоколада обычно проступало что-то вроде седины, а твёрдое нутро конфеты с трудом поддавалось зубам, и девочка Нина бросала "Счастливое детство" в горячий чай - вместо сахара. Напиток получался приторным, и от него несло чем-то кислым, затхлым.
Вот она, зайка-Нина, стоит под ёлочкой с бумажным кульком в руке и восхищенно взирает на портрет Иосифа Виссарионовича. Только что вместе со всеми она скандировала: "За детство счастливое наше спасибо, товарищ Сталин!" А потом отец велел ей не моргать и прежде чем щёлкнуть затвором своего трофейного фотоаппарата долго крутил диафрагму объектива, что-то высчитывал, ругал освещение и, делая страшные глаза, махал руками: " Не шевелись! Стой, где стоишь! Не моргай!"
Странно, но снимки от времени не пожелтели, а как-то поблекли, утратили чёткость, размылись, и некоторые детали, особенно мелкие, либо совсем исчезли, либо угадывались с трудом. Наверное, у отца был плохой закрепитель. Кислый фиксаж он готовил сам, жалуясь на качество химических реактивов и их вечный дефицит.
А вот ещё снимок: Нина на берегу реки - тощая, в широких трусах, напоминающих "семейные". Господи, страх божий... Надо же, как детей одевали!
Ту речку с ласковым именем Кия Нина Андреевна помнила хорошо. Она была неглубокая: курица вброд перейдёт, на берегах - кудрявые ивы, высокие тополя, заросли рогоза и камыша. Ребятня весело галдела и плескалась, отчего сонная и теплая речка сердилась, всплескиваясь серебристыми волнами. Они набегали на песок и впитывались в него. А посередине Кия всегда оставалась ровная и спокойная, лишь изредка выпрыгивали шаловливые рыбки или, касаясь грудкой воды, пролетал зимородок. Нине очень хотелось сплавать туда, на середину реки. Но, во-первых, пловчиха она была никакая: по-собачьи подгребая руками, могла продержаться от силы пару минут, а во-вторых, местные ребята её напугали: там, мол, полным-полно раков, во-о-от таких, огромных, так и хватают клешнями за пятки! А у берега в чистой воде всё было хорошо видно: и разноцветные камушки, и стайки мальков, и какие-то лохматые водоросли, и, конечно, раки-забияки. Мальчишки научили Нину запросто их ловить: выследив рака, надо было осторожно опустить в воду ладонь и двумя пальцами ухватить его за спинку. Рак начинал бить хвостом, угрожать клешнями, но вырваться из руки уже не мог.
Другая карточка была чуть получше: она и Римма, обе черноликие, белозубые, в майках и шароварах. Тогда все - и девчонки, и мальчишки ходили в шароварах и тюбетейках. Мода была такая.
- А это кто? - саму себя спросила Нина Андреевна. - Антон? Ну да, конечно! Он ходил за нами с Риммой как привязанный. А мальчишки дразнили его: "Бабник, бабник!"
Вот они, две подружки, стоят лицом к лицу, подавая друг другу руки, будто здороваются. А из-за спины Нины выглядывает конопатый Антон и, смеясь, выставляет над её головой два пальца - делает "рожки". О, как тогда его ругал отец: "Выскочил из кустов как чертёнок из табакерки! Такой снимок испортил, паршивец..."
Антон, видно, ревновал Римму к Нине. В школе он вечно гонялся за ней, дергал за косички и ставил подножки, а однажды хлопнул по спине увесистой " Математикой". И тогда Римма громко, так, чтобы все слышали, спросила его: " Антон, ты что, влюбился в меня?" - "Ой, дура!" - испуганно отпрянул Антон. " А чего тогда лезешь? - сказала Римма. - Врешь! Влюбился!" - "Ещё чего, ответил потрясённый Антон, - нужна ты мне, как собаке пятая нога!"
Мальчишки всегда стесняются выказывать свою влюблённость, а в те давние годы пацаны вообще считали западло дружить с "бабами". Но Антон не мог пересилить это жуткое табу: его так и тянуло к Нине. А после объяснения с Римкой он стал - вот смех-то! - дергать за косички Нину. Верная подруга, конечно, поддела его: "Что, теперь в Нинку втюрился?" Антон моментально покрылся красными пятнами, потом побледнел, ничего не ответил и, дёрнув Нину за косу ещё раз, кинулся прочь. "Эй ты, бандит! Отдай бант!" - закричала ему вслед преданная Римка.
Оказывается, он умудрился сдёрнуть бант, который был сделан из широкой шёлковой ленты и закреплён на немецкой заколке. Теперешние пластмассовые бантики и цветочки, которыми девчонки украшают свои "хвостики", чем-то напоминают то давнее мамино изобретение.
Читать дальше