Стелла Камерон - Его волшебное прикосновение

— Но, Селина…

— Нет, Джеймс. Была бы признательна, если бы ты нас оставил. — Она отвернулась. — Завтра мы с Летти подумаем, что нам предпринять. Твоему домику мы ущерба не нанесем.

— Я твой муж.

— Ты стал моим мужем лишь для того, чтобы наказать тех, кого считал моими родителями. Ты никогда не любил меня. А теперь мне придется сделать все, чтобы ты мне тоже не был нужен.

Селина очень тихо и осторожно выбралась из мягкой постели, в которую ее уложила Летти. В домике царила тишина, но она знала, Джеймс настоял на том, что будет ждать ее пробуждения у огня очага. Некоторое время назад прибыл Вон Тель, который тут же увез Летти в Блэкберн — за теплой одеждой для Селины. Но она не хотела оставаться в этом доме. Потихоньку приоткрыв низкую оконную раму, Селина поблагодарила небеса, что широкий подоконник был всего на несколько дюймов выше уровня земли. Хорошо бы надеть плащ, но тот, наверняка все еще сырой, лежал в комнате, где ее ожидал Джеймс.

Когда ее босые ноги коснулись голой земли, девушка вздрогнула от холода. Однако это не остановило ее: увидев лошадей на привязи у дерева, она решительно пошла к ним. Вот вороной Джеймса, а вот ее любимый мерин Клеопатра. Она вела его на поводу, ласково подбадривая, а затем, встав на пенек, сумела взобраться на неоседланного коня.

Держась за гриву, Селина пустилась галопом. Дождь лил не переставая, и вскоре ее тонкая батистовая рубашка облепила тело… Внезапно до нее донесся стук копыт другого коня; звуки приближались. А потом она услышала голос Джеймса:

— Селина! Селина! Стой!

Но она не желала ждать. Вот и море. Приливная волна, пенясь, накатывалась на берег. Селина погнала коня к мерцающей в темноте белой пене прибоя.

— Остановись немедленно, маленькая дурочка!

Джеймс поравнялся с Селиной, когда она уже заставила своего коня войти в воду. Он схватил ее за локоть.

— Отпусти меня!

— Никогда. Ты моя.

Она попыталась вырваться, но Джеймс крепко удерживал Клеопатру за гриву, потом закинул свой повод за голову мерина. Выпрямившись в седле, он выглядел гигантом. Белая рубашка с длинными рукавами прилипла к телу и четко обрисовывала его великолепный торс.

— Отпусти меня, — тихо повторила Селина, но ее глаза не могли оторваться от его могучего тела, невыразимо привлекательного лица и мокрых, растрепанных ветром волос. — У тебя теперь есть все, что ты хотел. Так давай поставим на этом точку.

Джеймс не отвечал. Он тоже не мог отвести взгляда от великолепного тела под мокрой сорочкой, от гривы спутанных мокрых волос, свисавших до самого пояса, от прекрасного лица и лучистых глаз. Селина потупилась, она чувствовала себя так, будто стоит перед ним совсем обнаженная…

Прежде чем она успела сообразить, что происходит, Джеймс взял ее за подбородок, коснулся большим пальцем ее нижней губы.

— Селина! То, что мне нужно, — это ты сама. Тебя я хочу больше всего на свете, именно тебя!

Она грустно покачала головой.

— Ты меня просто использовал в своих целях.

Он нежно заулыбался, и сердце у нее оборвалось.

— Да, моя золотая девочка. Я тобой воспользовался — поначалу… Но потом все изменилось. Признаю, у меня оставалось желание вернуть себе наследство, но в душе я уже знал, что без тебя все это не будет иметь никакого смысла. Но ведь и ты хотела меня использовать, моя дорогая, как инструмент избавления от замужества с Летчуизом.

— Я…

— Тише, тише. — Джеймс сдвинулся в седле и одним махом перенес Селину к себе со спины Клеопатры. — Не надо больше об этом. Мы оба совершили немало ошибок, но, слава Богу, не потеряли друг друга.

Он усадил ее впереди себя на вороного скакуна и прижал к своей могучей груди.

— Ты аристократ, Джеймс, а я незаконнорожденная. Нет, я не гожусь тебе в жены!

— Ты совершенно, полностью, как никто другой подходишь мне. А я — тебе. — Он обнял ее, оставив одну руку на ее груди. Она ощутила в отвердевшем соске, когда Джеймс сжал его между пальцами, блаженную боль, которая тут же отозвалась трепетом во всем теле.

— Что теперь будет с маменькой Годвин и… Как мы поступим с ними?

— Уж этой-то ночью заниматься ими мы не будем. — Они подъехали к тропе, ведущей наверх, к дому. — Завтрашний день — достаточно близкий срок для окончательной развязки.

Джеймс наполнил горячей водой два фарфоровых сосуда и принес их в спальню. В дверном проеме он остановился: накинув плед, Селина стояла у огня, который он развел в очаге. Стараясь не шуметь, он вошел в комнату и поставил воду на мраморную доску умывальника.