Лариса Шкатула - Последняя аристократка

Черный Паша Светлану спас и увез из России, но перед отъездом устроил все дело так, чтобы оставляемая им семья не пострадала: органы до сих пор не знали, что Дмитрий Гапоненко - Черный Паша, майор НКВД - жив, а не погиб при исполнении особо важного государственного задания. Вряд ли он стал бы рисковать и объявляться в стране, которая считала его геройски погибшим. Тогда в чем же причина Катиной болезни?

А Федор между тем с обожанием посмотрел на жену и признался Наташе:

- Скоро десять лет, как мы женаты, а я все ещё влюблен в нее, словно мальчишка... Ладно, раз врач сказал, что теперь здоровье Катюши вне опасности, я могу вернуться на работу. Дисциплина в нашем ведомстве сами знаете какая. Только на два часа в больницу и отпустили... Хорошо, Таня Поплавская сегодня дежурит, на неё лабораторию можно с чистым сердцем оставить.

Он поцеловал Катерину и заторопился к выходу.

- Эксперимент у них сегодня, - пояснила Катя. - Я уж гнала его - вижу, разрывается между мной и работой. Кстати ты пришла.

- А я, между прочим, все думала, отчего это с тобой случилось, уж не Федор ли всему виной?

- Что ты! Федя слишком аристократ, чтобы обидеть женщину. Он помешан на своем гипнотизме. Знаешь, я ему не сказала, в чем дело. Соврала, что расстроилась из-за соседки, которую арестовали. То есть я, наверное, черствая, но на самом деле меня её арест не слишком взволновал - мы не дружили. А взяли её за сущую глупость - привередливому покупателю она сказала: "Чтоб ты подавился этой колбасой!" Он оказался коммунистом, и ей присобачили антисоветсвую агитацию: пожелала смерти члену партии.

- Но тогда... не мальчишки ли набедокурили?

- Как можно! Севку от Жюля Верна не оторвать. Веришь, другие мальчишки читают, восхищаются, ну и все, а этот... Вчера показал мне чертеж дирижабля с мотором какой-то странной формы и стал доказывать, что у этих летательных аппаратов будущее...

Она замолчала и виновато улыбнулась.

- Увлеклась. Ты же знаешь, о своих детях я могу говорить часами. Ну а Пашка если где и пропадает, так известно наверняка - у Оленьки Романовой. Вот и все "огорчения", что могут доставить мне сыновья... Нет, Наташа, мое потрясение имеет совсем другие корни. И оно настолько велико, что я растерялась: как жить дальше? Иной раз гибель идеала обходится человеку дороже, чем гибель материальная...

- Катюша, ты говоришь загадками. Я впервые тебя не понимаю... Скажи хоть, ты оправилась от удара?

- Как сказал мудрец, и это пройдет! И хотя это ещё не прошло, но острота притупилась. Я чувствую себя лучше, а в душе будто выжженная пустыня... Приподними мне подушку, я попробую сесть. Всю спину отлежала.

- Кать, а тебе можно?

- Можно. И сама сядь. В ногах правды нет. Помнишь, ты говорила, что над страной будто черная туча нависла?.. Ну, в тот день, когда я сказала, какой пронзительной синевы над нами небо. Я ещё подивилась твоему сравнению, ведь сама ничего такого не чувствовала. Дурочка, я даже посмеялась над тобой.

- Ничего страшного, бывает.

- А я ведь считала себя недостойной чести жить в такой стране, как наша. В партию не хотела вступать, потому что ощущала свою вину перед ней. Вышла замуж за контрабандиста, разбойника, прожила с ним пять лет...

- Катюша, ты опять разволновалась.

- Подожди, дослушай. Ты предчувствовала, а, оказалось, мы давно уже живем под этой самой тучей. Вся наша страна - одна большая тюрьма!

- Тише, Катенька, тише, - Наташа успокаивающе погладила подругу по руке.

- Даже Алексей Максимович, даже он... Ты знаешь, кем он был для меня: величайшим писателем, сверхчеловеком!

- Ты говоришь о Горьком?

- О Горьком. Мой идеал. Борец. Буревестник!.. - Катерина с силой потерла лоб, будто стирая с него нечто грязное. - Вчера у нас из наркомата уволилась одна женщина. Тоже переводчица. Мы с ней были хорошими товарищами. Я думала, что знаю о ней все, а оказалось, что она со мной ничем сокровенным не делилась...

Катерина ненадолго замолчала.

- Я, конечно, знала, что она была женой врага народа, но потом, когда его арестовали, она подала на развод. Как бы принародно отреклась от него... Наши её жалели и не осуждали, мол, жена за мужа не отвечает. Каждая могла оказаться на её месте, не распознать в близком человеке врага ...

- А сколько они прожили вместе?

- Кажется, лет пять. Когда его арестовали, их дочери было четыре года.

- И все пять лет он так умело маскировался?

- Погоди, не перебивай. После разговора с нею у меня в мыслях такой разброд. Даже не знаю, почему она вдруг решилась мне это рассказать? Но она объяснила, что все время чувствовала вину передо мной. Ведь если не верить никому, как жить?