Лариса Шкатула - Жена русского пирата

Видно, он предчувствовал гибель, потому что в банк на имя Игнаца была положена приличная сумма, и несколько раз в год старомодно одетый человек средних лет снимал со счета деньги...

Ольга замолкла.

- Ну, а дальше? - затормошил её Флинт.

- Дальше я не знаю.

С таким концом истории Флинт не хотел соглашаться.

- Неужели ваша прабабка всю жизнь прожила одна?

- Почему одна? С нею были Игнац и Василиса.

- И никогда - любимого мужчины? Я бы дорисовал ваш рассказ: однажды к домику на болоте, несколько суток проблуждав в лесу, вышел больной, изможденный человек. Он застрелил оскорбившего женщину подлеца и теперь скрывался от властей...

- Фантазия у вас! - подивилась Ольга. - А ведь с прабабкой действительно произошла какая-то история. К сожалению, подробности мне неизвестны... Знаю только, что среди местных жителей ходили слухи, будто на болоте живет ведьма, и они пугали ею своих детей...

- А кто был отец вашей прабабушки, не знаете? Может, он тоже занимался магией?

- Не хотите сказать - колдовал? Тоже. Про чудачества с его исчезновениями, переодеваниями тоже до сих пор рассказывают, но, думаю, дед умел кое-что и посерьезнее...

- А дед вашего деда?

- Вы слишком многого от меня хотите, Флинт!

- Но это же интересно: целый род колдунов! Значит, такие способности передаются по наследству?

- Выходит... Иной раз даже через поколения.

- А ваши братья, сестры?

- У меня их нет. Род Астаховых прервется со смертью дяди Николя - ему уже сорок лет!

- Дряхлый старик... Да у него ещё может быть не один ребенок!

- К сожалению, дядя всегда был женоненавистником.

- Бог с ним! А род Поплавских?

- Я о них почти ничего не знаю. Кстати, у Черного Паши остался один парень - Ян Поплавский... Бывает же так?! Он оказался моим родственником как раз по той линии.

- А он случайно не колдун?

- Да, и гораздо сильнее меня.

- Тогда о нем волноваться нечего: превратит всех контрабандистов в свиней и уйдет, куда глаза глядят!

- Вы не понимаете... Наши способности - это совсем не то, о чем вы читали в сказках. Здесь нет никакого волшебства - только умение.

- А откуда оно появилось, умение? У кого вы учились? Молчите? Хорошо, зайдем с другой стороны: с кем вы разговаривали в тот день, когда лечили мое плечо?

- Я говорила вслух? - удивилась Ольга.

- Нет, но вы шевелили шубами.

- Мало ли... Во сне вы тоже шевелили губами...

- Не хотите говорить?

- Вы не поверите или, как Станислав, будете сторониться меня.

- А разве вам не безразличны мои чувства?

- Не безразличны! To есть, конечно, мне все равно, какие чувства я у вас вызываю... Для меня главное - благополучно добраться до России...

- Да, и опять попасть в лапы Черного Паши!.. Понравилось путешествовать в гарем?

- Послушайте, Флинт, вы постоянно грубите, вызываете на ссору; вы вообще ненавидите женщин или только меня? Может, вы хотели умереть от гангрены или поближе познакомиться с гильотиной, а я вас лишила этого удовольствия?!

Молодой капитан, не ожидавший от неё подобного взрыва, смутился.

- А зачем вы вообще меня лечили?

- То есть как это - зачем? Такая вещь, как милосердие, вам неизвестна? И этот человек цитирует Шекспира!

- Видите ли, госпожа как вас там, трогательной истории о мальчиках-сиротах, повстречавших добрых дядь-самаритян и теть-самаритянок со мной не случилось. Оставшись один-одинешенек в четырнадцать лет, я прошел жестокую школу жизни, где подростков бьют смертным боем якобы для их собственного блага; где горькие пьяницы-матросы заставляют их пить стаканами водку, а потом держат пари: упадет ли опоенный ими ребенок за борт или останется на плаву; где стареющие проститутки, чтобы потешить себя и подруг, лишают обездоленных мальчишек целомудрия...

Ольга почувствовала, будто кто-то ледяной рукой сжал её сердце и, не думая больше о себе, о своей гордости, о приличиях - какой там моветон! она порывисто шагнула к Флинту и обняла его:

- Сашенька, бедный ты мой!

И заплакала. Может, сказалось напряжение последних дней, может, иссякло её по-женски хрупкое мужество, но она плакала так отчаянно, так горько, словно этим слезами хотела исторгнуть из себя всю горечь и муть, мешавшие ей жить и дышать...

Но и Флинт не оказался тем кремнем-мужчиной, каким хотел выглядеть. Он обнял свою нечаянную подругу по несчастью, гладил её по спине, и предательские слезы чертили мокрые дорожки на его загорелых щеках.

Девушка все никак не могла успокоиться; всхлипывала, вздрагивала и прижималась к нему не как к возлюбленному, а как к товарищу, который может ей посочувствовать, потому что и у неё никого нет, и она - сирота, одна на белом свете! Бедный Вадим! В эту минуту Ольга о нем даже не вспомнила! А дядя Николя был так недосягаемо далек, что представлялся ей теперь фотографией в семейном альбоме..