Барбара Эрскин - Победить тьму...

Наконец Бройчан поднял руку. Он кивнул.

— И в самом деле твой язык отмечен печатью богини. Это хорошо. Ты должна учиться дальше. — Он смотрел на нее несколько секунд, ясно видя зарождающуюся в ней силу, ее дикую, неукротимую связь с Хозяйкой. Он на мгновение нахмурился, по лицу прошла тень. В ней чувствовалась твердость, упорство, духовная целеустремленность, которыми, пока не наступил нужный момент, следует тщательно управлять. Он снова обратился к сестре. — Оба твоих ребенка талантливы, Джемма, и это хорошо. Как только этот монах Колумсил отправится на запад, откуда пришел, мы изгоним из страны бога Иисуса. Они помогут нам в этом.

Таким путем Брид можно использовать.

И сдерживать.

И ее кровь, как наследницы королей, может освежить и очистить землю, оскверненную человеком, посланным богом Иисусом.

— А там, где ты был?

Томас Крэг потратил всю ночь, обследуя холм. Небритый и изможденный, он остановился, тяжело опираясь на трость и стараясь отдышаться.

— Отец! — Адам сидел, превозмогая сон, на разогретом солнечными лучами камне, слишком усталый, чтобы проделать долгий путь до дома. — Извини. — Он с трудом поднялся на ноги, неожиданно испугавшись. — Я… — Он заколебался. — Я заблудился в тумане и подумал, что будет лучше остаться…

— Ты подумал, что будет лучше! — Страх и крайняя усталость Томаса быстро трансформировались в гнев. — Глупый, бездушный, самонадеянный ребенок! Неужели тебе не пришло в голову, что я волнуюсь за тебя? Неужели ты не понимал, что я проведу ночь без сна и буду заниматься твоими поисками? — Чувство вины и самобичевание, которые постоянно мучили его, с каждым днем отнимали у него все больше сил.

— Я не думал, что ты заметишь мое отсутствие, отец. — Адам отступил на шаг, хотя его тон был вызывающим.

— Ты… ты не думал, что я замечу!

— Да, отец. Ты на протяжении многих месяцев не замечал, дома я или нет. — Адам набрался смелости, чтобы говорить. — Ты вообще не замечаешь меня.

Он выдержал взгляд отца. Послышалось мяуканье канюка, поднимающегося с потоком разогретого воздуха все выше и выше над холмом. Ни один из них не взглянул вверх.

Молчание продолжалось целую минуту, затем еще одну. Адам затаил дыхание.

Неожиданно плечи отца поникли. Он опустился на камень и бросил у ног трость. Потер руками щеки, вздохнул и покачал головой.

— Извини. — Он тер себе глаза. — Извини. Ты, конечно, прав. Я веду себя непростительным образом.

Адам расположился футах в шести от него. Он ничего не говорил, его взгляд был направлен на лицо отца. Страх и вызов уступили место странному, свойственному взрослым состраданию к этому измученному человеку.

Наконец Томас поднял глаза.

— Тебе следует пойти домой и поесть.

Адам кивнул. Он медленно поднялся. Ноги с трудом подчинялись ему, он устал и неожиданно сильно проголодался.

Крики, от которых он проснулся, оказались его собственными. Заглушив звук подушкой, он взглянул в окно и увидел, как ветви плюща бьются вокруг рамы, стуча по стеклу и развеваясь зелеными и кремовыми лентами на свежем юго-восточном ветру.

До этого он плотно позавтракал под бдительным оком Джинни Бэррон и затем по ее указанию поднялся наверх. Он намеревался лишь полежать с минуту со своей книгой о бабочках, но под воздействием усталости, расстройства и смятения мгновенно уснул.

Сон был кошмарным. Он плыл под водой. Вначале все было забавно. Он легко двигал ногами и широко раскрытыми глазами наблюдал в темной воде за мелькавшими зелеными водорослями и быстрой коричневой форелью. И вдруг появилась перед ним она. Кикимора. С безобразнейшим лицом, которое ему когда-либо доводилось видеть, нелепая, беззубая, с мешками под глазами, окруженными гнойниками, с широким мясистым носом, со спутавшейся массой водяных змей вместо волос. Он открыл рот, чтобы закричать, но у него полностью отказали ноги, и он захлебнулся. Он тонул, опускаясь на дно, и все это время она приближалась к нему и смеялась. И вдруг она перестала быть кикиморой. Ее лицо превратилось в лицо Брид, а волосы — в волосы Брид, и он смотрел на ее голое тело, пытаясь ухватить за груди, несмотря на то что тонул.

Он сел на кровать, прижав к груди подушку, по-прежнему ощущая нехватку воздуха, и осознав, к своему смущению, что испытывает сильную эрекцию. Свесив ноги через край кровати, он встал, подбежал к окну и поднял вверх тяжелую оконную раму. Высунув голову, открыл рот и стал вдыхать воздух. Он оставался у окна, пока дыхание не восстановилось и он не пришел в себя, после чего вернулся назад в комнату. Он боялся, как бы не услышал отец. Ему не довелось узнать, что отец не обратил внимание на вымученные крики мальчика и, сидя за письменным столом в кабинете на первом этаже, чувствовал лишь, как по его щекам медленно стекают горячие слезы.