Я подал ей древнее, ланитам подобное,
И чистое; блеск его, как утро, сияет.
К губам поднося его, смеясь, она молвила:
«Ланиты людей в питье ты людям подносишь».
И молвил в ответ я: «Пей — то слезы мои, и кровь
Их красными сделала; сварили их вздохи».
А она в ответ ему сказала такой стих:
Коль плакал по мне, мой друг, ты кровью, так дай сюда,
Дай выпить ее скорей! Тебе повинуюсь!
И женщина взяла чашу и выпила ее, и сошла с ложа к своей сестре. И они вместе с носильщиком не переставали пить, плясать, смеяться, петь и произносить стихи и строфы. Носильщик стал с ними возиться, целоваться, кусаться, и гладил их, и щипал, и хватал, и повесничал, а они — одна его покормит, другая ударит, та даст пощечину, а эта поднесет цветы. Так он проводил с ними время приятнейшим образом, словно в раю среди большеглазых гурий.
И продолжалось это, пока вино не заиграло в их головах и умах; а когда напиток взял власть над ними, привратница встала, сняла одежды и, оставшись обнаженной, распустила волосы покровом да бросилась в водоем. Она стала играть в воде и плескалась, и плевалась, и, набрав воды в рот, брызгала на носильщика, потом вымыла свои члены и то, что между бедрами, вышла из воды, бросилась носильщику на колени и спросила: «О господин мой, о любимый, как называется вот это?» — и показала на свой фардж. «Твоя матка», — отвечал носильщик. Но она воскликнула: «Ой, и тебе не стыдно?» — и, взяв его за шею, надавала ему подзатыльников. Тогда носильщик сказал: «Твой фардж», — но она еще раз ударила его по затылку и воскликнула: «Ай, ай, как гадко! Тебе не стыдно?» — «Твой кусс!» — воскликнул носильщик, но женщина сказала: «Ой, и тебе не совестно за твою честь?» — и ударила его рукой. «Твоя оса!» — закричал носильщик, и старшая принялась бить его, приговаривая: «Не говори так!». И всякий раз, как носильщик говорил какое-нибудь название, они смеялись над ним и прибавляли ударов, так что затылок его растаял от затрещин… «Как же это, по-вашему, называется?» — взмолился он наконец, и привратница сказала: «Базилика храбреца!». И тогда носильщик воскликнул: «Слава Аллаху за спасение! Хорошо, о базилика храбреца!».
Потом они пустили чашу в круг, и встала вторая женщина. Сняв с себя одежды, она бросилась носильщику на колени и спросила, указывая на свой хирр: «О свет глаз моих, как это называется?» — «Твой фардж», — ответил он, но она воскликнула: «Как тебе не гадко? — и отвесила носильщику такую затрещину, от которой зазвенело все в помещении. — Ой, ой, как ты не стыдишься?». «Базилика храбреца!» — закричал носильщик, но она воскликнула: «Нет!» — и удары и затрещины посыпались ему на затылок, а он только успевал перебирать: «Твоя матка, твой кусс, твой фардж, твоя срамота!». Но они отвечали: «Нет, нет!» Тогда носильщик опять закричал: «Базилика храбреца!» — и все три так засмеялись, что опрокинулись навзничь, а потом снова принялись бить его по шее, повторяя: «Нет, это не так называется!». «Как же это называется, о сестрицы?» — воскликнул он, и девушка ответила: «Очищенный кунжут!» — затем надела свою одежду и села беседовать рядом со всеми. Только носильщик охал от боли в шее и плечах.
Некоторое время чаша ходила между веселящимися, после чего старшая красавица поднялась и сняла с себя одежды, тогда носильщик схватился руками за шею, потер ее, воскликнул: «Моя шея и плечи потерпят еще на пути Аллаха!». А обнаженная женщина бросилась в водоем и нырнула, и поиграла, и вымылась, а носильщик смотрел на нее, прекрасную, похожую на отрезок месяца, с лицом, подобным луне, появляющейся ранним сияющим утром. Он обвел взглядом ее стан и грудь и тяжкие подрагивающие бедра — она была нагая, как создал ее Аллах — и воскликнул: «Ах! Ах!» — и произнес, обращаясь к ней:
Когда бы тебя сравнил я с веткой зеленою,
Взвалил бы на сердце и горе, и тяжесть.
Ведь ветку находим мы прекрасней одетою,
Тебя же находим прекрасней нагою.
И, услышав эти стихи, женщина вышла из водоема и, подойдя к носильщику, села ему на колени. Указав на свой фардж, она спросила его: «О господин мой, как это называется?» — «Базилика храбреца», — ответил носильщик, но женщина лишь покачала головой: «Ай! Ай!». И он вскричал: «Очищенный кунжут!». Но она воскликнула: «Ох!» «Твоя матка», — сказал тогда носильщик, но та не удержалась и вскричала: «Ой, ой, не стыдно тебе?» — и ударила его по затылку. И всякий раз, как он говорил ей: «Это называется так-то», — она била его и отвечала: «Нет! нет!» — пока, наконец, носильщик не спросил: «О сестрица, как же это называется?» — «Хан [11] Хан — здесь: постоялый двор для купцов.
Абу-Мансура», — отвечала она, и тот воскликнул: «Слава Аллаху за спасение! Ха-ха! О хан Абу-Мансура!».
Читать дальше