Всегда в ремесле своем искусство являет он,
Когда даже с камфары срывает он мускус [43] С камфарой сравниваются белоснежные тела юношей, которые моются в бане, а мускус — с катышками грязи под мочалкой банщика.
.
Староста лавки, услышав, что прибывшие пошли в баню, сел и стал ожидать их. А когда они вышли и подошли к нему, подобные газелям, их щеки зарделись, и глаза почернели. Их лица сверкали, и были они, словно пара сияющих лун или две плодоносные ветви. Увидев красоту их, староста поднялся на ноги и воскликнул: «О дети мои, да будет баня вам всегда приятна!». И Тадж-аль-Мулук ответил ему нежнейшим голосом: «Пошли тебе Аллах приятное, о родитель мой! Почему ты не пришел к нам и не выкупался вместе с нами?» — и оба склонились к руке старосты, поцеловав ее, и пошли впереди него, пока не достигли лавки, из чинности и уважения к нему, ведь он был начальником купцов и днем раньше оказал милость, отдав им лавку.
И увидел староста их подрагивающие бедра, и поднялась в нем великая страсть, и он стал пыхтеть и храпеть, не имея больше терпения, и вперил в них глаза и произнес такое двустишие:
Читает душа главу о боге едином в них [44] То есть душа при виде их не думает ни о ком и не признает над собой других богов.
,
И негде прочесть ей тут о многих богах главу.
Не диво, что, тяжкие, дрожат на ходу они, —
Ведь сколько движения в том своде вертящемся!
И еще он сказал:
Увидел мой глаз — идут по земле они.
О, пусть бы прошли они вдвоем по глазам моим!
Услыхав это, юноши стали заклинать его, чтобы он пошел с ними в баню во второй раз, и староста, едва поверив этому, поспешил в баню. И оба юноши вошли с ним, а визирь из бани еще не выходил, но, услышав голос старосты, вышел и встретил его посреди бани, пригласив с собой в парную, а староста отказался. Тогда Тадж-аль-Мулук схватил его за руку с одной стороны, а Азиз взял за руку с другой, и они ввели его в другую комнату. Этот скверный старик подчинился им, и его безумие еще увеличилось, тем более что Тадж-аль-Мулук поклялся вымыть его, а Азиз поклялся, что будет поливать его водой.
И старик отказывался, хотя сам желал этого. Тогда визирь сказал: «Они — твои дети, дай им тебя вымыть и выкупать». — «Да сохранит их тебе Аллах! — воскликнул староста, — клянусь Аллахом, благословение и счастье поселились в нашем городе, когда пришли вы и те, кто с вами!» — и он произнес такие два стиха:
Явился ты — и вся земля в зелени,
Цветут цветы перед взором смотрящего.
Кричит земля и все ее жители:
«Приют тебе и радость, пришедший к нам!»
И старосту поблагодарили за добрые слова, и Тадж-аль-Мулук все мыл его, а Азиз поливал его водой, а староста думал, что душа его в раю. Когда же они кончили ему прислуживать, он призвал на них благословение и сел рядом с визирем, как будто для того, чтобы поговорить с ним, сам же смотрел на Тадж-аль-Мулука и Азиза.
Потом слуги принесли им полотенца, и они вытерлись, надели свои платья и вышли из бани, а визирь тогда обратился к старосте и сказал: «О господин, поистине баня благо жизни!». И тот воскликнул: «Да сделает ее Аллах здоровой для тебя и для твоих детей и да избавит их от дурного глаза! Помните ли вы что-нибудь из того, что сказали про баню красноречивые?».
«Я скажу тебе два стиха», — ответил Тадж-аль-Мулук и произнес:
Жизнь в хаммаме [45] Хаммам — баня.
поистине всех приятней,
Только места немного в нем, к сожалению,
Райский сад там, где долго быть неприятно,
А геенна, войти куда — наслажденье.
Едва Тадж-аль-Мулук окончил свои стихи, Азиз сказал: «Я тоже помню о бане два стиха». «Скажи их мне», — молвил старик. И Азиз произнес:
О дом, где цветы цветут из скал твердокаменных!
Красив он, когда, светясь, огни вкруг него горят.
Геенной сочтешь его, хоть райский он, вправду, сад.
И часто встречаются там солнца и луны.
Когда Азиз окончил свои стихи, староста, которому понравилось услышенное, посмотрел на красоту и красноречие юношей и воскликнул: «Клянусь Аллахом, вы обладаете всей прелестью и красноречием, но послушайте меня!» — и он затянул напев и произнес такие стихи:
Как прекрасно пламя, и пытка им услаждает вас,
И живит она и тела и души людям!
Подивись же дому, где счастья цвет всегда цветет,
Хоть огонь под ним, пламенея ярко, пышет.
Читать дальше