Когда пришел день пятницы, комнату, где должны были сидеть гости, помыли и вымыли в ней мраморный пол, а во всем нашем доме разостлали ковры и поставили все, что было нужно, завесив сначала стены тканью, вышитой золотом. Люди сговорились прийти к нам в дом после пятничной молитвы, и, готовясь к этому, мой отец приготовил халву и блюда со сластями. Оставалось только написать запись.
Мать же отправила меня в баню и послала за мной новое платье из роскошнейших одежд. И, выйдя из бани, я нарядился в это роскошное платье. Оно было чудесно надушено, и когда я надел его, от меня повеяло благовонным ароматом, распространившимся по дороге. Я хотел пойти в мечеть, но вспомнил об одном моем товарище и вернулся пригласить его в наш дом, когда будут делать запись, и я говорил себе: «Займусь этим делом, пока не подойдет время молитвы».
И я вошел в переулок, в который никогда раньше не входил. А после бани в новой одежде меня пробил пот. И пот тек, и от меня веяло благоуханием. Я сел в начале переулка отдохнуть и разостлал под собою платок с каемкой, который был у меня, и мне стало очень жарко, и мой лоб вспотел, и пот лился мне на лицо, но я не мог обтереть его платком, так как он был разостлан подо мной.
Я хотел взять фарджию и обтереть ею щеку, но вдруг на меня сверху упал белый платок. И был он нежнее ветерка, и вид его был приятней исцеления для больного, и я схватил его рукой и поднял голову кверху, чтобы посмотреть, откуда прилетел он. И глаза мои встретились с глазами обладательницы этой газели.
Я увидел, как она высунулась из окна с медной решеткой, и мои глаза не видали ничего прекраснее ее. Она была так хороша, что мой язык бессилен ее описать. Поймав мой взгляд, она положила указательный палец в рот, а затем взяла свой средний палец и приложила его вплотную к указательному пальцу и оба пальца прижала к своему телу, между грудями, а затем убрала голову из окна, закрыла створку окошка и ушла. И в моем сердце вспыхнул огонь, и разгорелось великое пламя! И взгляд на нее оставил после себя тысячу вздохов, и я в растерянности не слышал, что она сказала, и не понял, какие она делала знаки.
А когда взглянул на окошко во второй раз, увидел, что оно захлопнуто, и прождал до захода солнца, но не услышал и звука и не увидал никого. Отчаявшись увидеть похитительницу покоя моего, я встал с места и захватил платок, а когда развернул его, на меня вдруг повеяло запахом мускуса. И такой великий восторг охватил меня от этого запаха, что я словно оказался в раю. И расстелил я этот платок перед собою, и оттуда выпал тонкий листок бумаги. Когда я развернул его, оказалось, что он пропитан благовонием и на нем написаны такие стихи:
Послал я письмо к нему, на страсть свою сетуя,
И почерк мой тонок был, — а почерков много.
Спросил он: «Мой друг, скажи, твой почерк —
что сталось с ним?
Так нежен и тонок он, едва его видно».
Я молвил: «Затем, что сам и тонок и худ я стал:
Таким-то вот почерком влюбленные пишут».
Прочитав эти стихи, я устремил взор очей на красоту платка и увидел на одной из его каемок вышитые строчки такого двустишия:
Написал пушок — о, как славен он средь писцов других —
На щеках его пару тонких строк рейханом [35] Рейхан — растение базилик, а также особый вид почерка.
:
«О, смущение для обеих лун, коль он явится!
А согнется он — о позор ветвям смущенным!».
А на другой каемке были вышиты строки такого двустишия:
Написал пушок темной амброю на жемчужине
Пару тонких строк, как на яблоке агатом:
«Убивают нас зрачки томные, лишь взглянут на нас,
Опьяняют нас щеки нежные, не вино».
И когда я увидел, какие были на платке стихи, в моем сердце вспыхнуло пламя. А страсть и раздумья во мне тот же час увеличились. И я взял с собой платок и записку, и принес их домой, не зная хитрости, чтобы соединиться с той красавицей, и не мог я, в любви пребывая, говорить о подробностях.
До дому же добрался я только тогда, когда прошла часть ночи, и увидел, что дочь моего дяди сидит и плачет. Увидев меня, она вытерла слезы и подошла ко мне и сняла с меня одежду и спросила, отчего меня не было. И рассказала мне: «Все люди (эмиры, вельможи, купцы и другие) собрались в нашем доме, и явились судьи и свидетели, и они съели кушанья и просидели долго, ожидая твоего прихода, чтобы написать брачную запись, а когда совсем отчаялись, что ты придешь, то разошлись по домам. А отец твой, — говорила она, — сильно рассердился из-за этого и поклялся, что напишет запись только в будущем году, так как истратил на это торжество много денег. Но что было с тобой сегодня, отчего ты задержался до этого времени и случилось то, что случилось, из-за твоего отсутствия?». И я ответил: «О дочь моего дяди, не спрашивай, что со мной случилось!» — и рассказал ей про платок и все сообщил — с начала до конца. И она взяла записку и платок, а когда прочитала, что на них написано, слезы потекли по ее щекам, и она произнесла такие стихи:
Читать дальше