Наследник раджи

— Если бы я была комендантом крепости, ни один из этих скотов не попал бы в Дели! — восклицала Трикси, сжимая кулачки. — Берти Листон говорит, что наши солдаты рвутся в поход, что их нельзя сдержать.

— Трикси со времени этого выстрела превратилась в настоящую амазонку, — прибавляла Мод. — Но серьезно, мама, разве не думаете и вы, что следовало бы действовать?

— Лишь бы генерал вернулся!

Подобный разговор был прерван звуками перестрелки, доносившимися издали. В палатку быстро вошел сияющий Берти Листон.

— До свидания! Меня посылают на рекогносцировку. Что вы мне дадите, если я возвращусь к вам с генералом?

— Все… все, что имеем! — горячо воскликнула Трикси.

Девушка лежала на походной постели, еще не вполне оправившаяся от раны. Берти взглянул на нее. Она покраснела. Но некогда было много разговаривать. Молодой человек вышел, и скоро донесся топот удалявшейся лошади. Закрыв лицо руками, Трикси зарыдала.

Перестрелка прекратилась, среди ночной тишины раздавались только мерные шаги часовых. В палатке все пятеро сидели не двигаясь. Наконец Мод, воскликнув, что она дольше не может выносить этого, зажгла лампу, и леди Эльтон попросила дочерей спеть дуэт.

— Папа, может быть, вернется сегодня. Он будет рад, если вы встретите его пением.

Девушки исполнили желание матери, и генерал, подходя к освещенной палатке, уже издали слышал их приятные голоса.

— Да благословит их Бог! — сказал он, растроганный. — Они не пели бы так, если бы пережитое сильно потрясло их. Пойдемте, Берти. Они замолчали: вероятно, услыхали нас. Стой, Ясин-Хан! Не смей докладывать!

Полог палатки раздвинулся, генерал увидал тех, кто был ему всего дороже на свете. Его строгие глаза наполнились слезами, а громовой голос, не дрогнувший перед сотней врагов, ослаб и задрожал:

— А вот и я. Ну, как вы все поживаете?

Он стоял в темноте, и они не могли его видеть из освещенной палатки, но узнали по голосу.

Все вскочили и побежали к двери, одна только Трикси плакала в своем уголке.

— Вильфрид! Слава богу! Папа! Папа!

А тоненький голосок сквозь рыдания прибавил:

— Берти привел нам его. Берти, не уходите!

Дочери подвели генерала к лампе и только тут заметили его бледность и руку на перевязи.

— Отец ваш ранен! Дети, не душите его! Надо позвать доктора.

— Доктор-саиб здесь, — послышался спокойный голос, представлявший странную противоположность всеобщему волнению.

Вошел Ясин-Хан в белоснежном платье и громадном тюрбане, неизвестно где добытых им так быстро, и, кланяясь со своим обычным достоинством, указал дорогу доктору.

— Ясин! — воскликнула Трикси, заливаясь смехом. — Откуда ты? Ты точно выскочил из ящика фокусника!

Ясин улыбнулся, повторяя поклон: он был занят хозяином, и ему некогда шутить.

Хусани вернулся в Гумилькунд в самую ночь попытки спасти Грэс и ее кузину. Он тотчас же отправился к своему господину, чтобы отчитаться в том, что видел и слышал. По его словам, в Ноугонге надо было ждать немедленного и ожесточенного восстания. Народ и солдаты ненавидели англичан, и им нельзя было ждать пощады. Хусани не посмел передать своего разговора с чупрасси, но предложил вернуться переодетым в форме, чтобы наблюдать за девушкой «с глазами лотоса» и, в случае возмущения, найти ей временное убежище, откуда «господин, если нельзя будет поступить иначе, освободит их с оружием в руках».

Том одобрял план Хусани, но изъявил намерение сам отправиться вместо него или по крайней мере сопровождать его. Однако Хусани и Чундер-Сингу удалось убедить молодого раджу в опасности его присутствия, и Хусани отправился один, а Чундер-Синг приготовился в качестве начальника гумилькундских войск при первом призыве взяться за оружие. В главных селениях были размещены шпионы, для того чтобы известия доходили в Гумилькунд как можно скорее.

Сам же Том задумал опасное предприятие: отправиться одному в Янси, чтобы добиться от вдовы раджи разрешения увезти европейских женщин и детей из ее резиденции. За это он обещал ей заступничество перед английским правительством, в случае если она будет побеждена. Юноша знал, что женщина намеревалась в скором времени поднять знамя восстания.

Различные хлопоты задержали отъезд раджи.

Июнь подходил к концу, когда он наконец выехал в костюме знатного индуса верхом на Королеве Снегов из своей столицы.

Несмотря на возражения министра, молодой человек не взял с собой конвоя, убежденный, что правительница выслушает его благосклоннее, если он явится к ней один. Так как стояла жаркая погода, то юноша путешествовал главным образом ночью, отдыхая днем в роще или какой-нибудь хижине.