Наследник раджи

— Вытесните их из лесу, туда, где светлее!

Небольшой отряд всадников подался влево. Ряды бунтовщиков, ожидавших натиска с фронта, были сломлены, расстроились, и многие обратились в бегство. Единственный оставшийся в живых офицер, отстегнув свой тульваре , вонзил его себе в горло и покатился к ногам лошади, на которую пересел генерал. В ту же минуту из-за куста выстрелили почти в упор. Левая рука мужественного начальника опустилась без движения, но он схватил поводья правой рукой и пришпорил лошадь. Солдаты, туземные и английские, думали только о неприятеле.

Луна заливала равнину серебристым светом. Выйдя из лесу, англичане увидели на опушке беглецов, скользивших, как серые тени. Генерал скомандовал стрелять. Каждый выстрел попадал в цель: мертвые и умирающие покрыли равнину. Пощады не было. Негодяи, пытавшиеся захватить генерала, заплатили жизнью за низкую измену. Одни пали от пуль, другие — пронзенные копьями.

В полчаса все было кончено.

Несколько бунтовщиков, особенно быстрые на ходу, бежали.

Один только субадхар Суфдер-Джунг — раненый, но не на смерть — остался в лесу. Он скрывался там целые сутки, потом, переодевшись в платье крестьянина, убитого по пути, решился выйти на дорогу.

Окончив дело, английские солдаты заметили отсутствие генерала, и отправились его разыскивать. В первый раз в жизни с Эльтоном случился обморок. К счастью, ординарец поддержал старика.

Солдаты нашли своего начальника лежавшим под деревом. Его ординарец и Куллум-Хан хлопотали около него.

В Мееруте господствовало отчаяние и смятение. Англичане и евразиане (так зовут потомков от браков англичан с индусками), уцелевшие от избиения 10 мая, собравшись в тесном укреплении, ждали всего худшего. Сгорая желанием помериться силами с бунтовщиками, солдаты стояли на часах день и ночь, так как опасались нового нападения. Но дни проходили, и начальство стало понимать, что за стенами укреплений нет надобности в таком количестве войска. Наконец, к живейшему удовольствию офицеров и солдат, пятьсот человек были назначены для соединения с войсками, которые, как предполагали, двигались к Дели.

Мы видели, что генерал 23-го повстречался в лесу с толпой бунтовщиков, а 24-го вспомогательный батальон должен был выступить из Меерута. Бунтовщики, устроив засаду в лесу, надеялись, что неприбытие генерала задержит выступление войска. Как мы видели, они обманулись. Но перестрелка была услышана в Мееруте, и один молодой офицер, хорошо известный генералу, пылая желанием отличиться и смыть позор с имени англичанина, получил позволение выехать на рекогносцировку с пятьюдесятью кавалеристами.

Была уже ночь, но месяц светил ярко. Когда отряд прибыл на место схватки, стычка окончилась. Генерал и его солдаты сами справились с врагом, но начальник был ранен, люди устали, у лошадей оказались разбиты ноги, и вообще положение было крайне опасное, так как в лесу могли скрываться бунтовщики, поэтому все с радостью встретили прибывшее подкрепление.

— Слава богу! Стало быть, еще не все вымерли в Мееруте! — воскликнул генерал.

— Ваше превосходительство, можете ли вы сесть на лошадь, или приказать подать носилки?

— Носилки? Пустяки! Вы воображаете, что я собираюсь протянуть ноги? Но все же мне хочется вернуться домой. Мои бедные девочки! Которая из них ранена? Боже мой! Следовало быть благоразумным и всех их оставить в Англии. Ну, я рад, что вижу дружеское лицо… Здравствуйте, Берти.

Молодой офицер соскочил с лошади и грустно смотрел на раненого начальника.

— Что вы нос повесили?.. Они здоровы и невредимы?

— Ваше семейство в безопасности. Одна из барышень ранена, но, надеюсь, не серьезно. Леди Эльтон страшно беспокоится.

— Конечно, конечно. Они сами расскажут все. Помогите мне сесть на лошадь, и марш!

Куллум-Хан, рыдавший, как ребенок, взял генерала под одну руку, офицер — под другую, и общими силами они посадили его на самую крепкую и спокойную лошадь отряда. Солдат сел сзади, чтобы поддерживать его, и отряд медленно двинулся в путь по равнине. Нового нападения не произошло: «одни», как выражался генерал, «успокоились», а другие не смели приблизиться.

Въехав в предместье Меерута, генерал застонал от боли и горя. Он узнавал каждую подробность по пути, и все вызывало в нем воспоминания. Эльтон сам наблюдал за постройкой многих бунгало офицерского собрания, дома полковника, а также той обширной виллы, где, по возвращении из Англии, поселилось его семейство. Ему тогда замечали, что, в случае возмущения, это место может быть опасно, так как находится за чертой английского города, но генерал гордо улыбался в ответ на такую безосновательную боязнь.