Роковая ночь

Увидев поутру, что, вместо того чтобы нападать, враг поспешно удаляется, Бахман удивился. Он двинулся туда, где еще вчера был вражеский лагерь и где отступавшие в спешке побросали свое добро. Воины захватили все оставленные неприятелем ценности и поделили их между собой.

Сам Бахман отправился в погоню за неприятелем и взял его в плен. Во всех мечетях в тот день возносили молитвы за неожиданное избавление, а угрожавший правителю Газны царь Касим наутро скончался от полученных ран.

Поздно вечером царь Бахман посетил свою дочь и сказал ей:

— Дитя мое, я поспешил к тебе, чтобы вознести благодарность Пророку за его помощь!

И вскоре он получил возможность высказать мне свои чувства. Едва я вступил в комнаты, как он упал мне в ноги, поцеловал землю и воскликнул:

— О великий Пророк! Воистину я увидел твое милосердие и расположение к моей особе!

Я поднял его и ответил:

— Как же ты мог подумать, что я не помогу тебе в трудный час? Ради меня тебе было даровано спасение, и вот — Касим повержен. Отныне ни один монарх, ни один правитель земли не страшен тебе!

Царь Бахман с большими почестями похоронил Касима и приказал устроить всеобщее празднество по случаю того, что его дочь стала одной из жен Пророка. Мне же пришло в связи с этим в голову, что следовало бы устроить какое-нибудь чудо в честь бракосочетания Ширин и Мухаммада. Я накупил хлопка и белой смолы и устроил фейерверк. В то время как на улицах Газны веселились жители города, я взлетел повыше и, пропитывая хлопок этим горючим материалом, поджигал его и бросал вниз. Свидетели этого зрелища пришли в восторг. На следующее утро я пошел в город, чтобы послушать, о чем толкуют в народе. Одни говорили, что Пророк принял участие в празднике в форме огней, другие утверждали, что видели его самого посреди падающих звезд и что это был почтенный старец с белой бородой. Все эти разговоры доставили мне большое удовольствие, но увы! пока я таким образом лелеял мечты о будущем, одна искра от фейерверка попала в мой сундук и тлела там в то время, когда я прогуливался по Газне; таким образом, в мое отсутствие сундук сгорел дотла.

Не видя никакого выхода из положения, я решил отправиться куда глаза глядят и поискать счастья где-нибудь в другом месте. Я покинул Ширин и царя Бахмана, ушел из Газны и дня через четыре повстречал караван, двигавшийся к Каиру. Вместе с этим купеческим караваном я благополучно добрался до Каира, где устроился работником в ткацкую мастерскую. Несколько лет я проработал у своего хозяина-ткача, затем перебрался в Дамаск. Я не оставил своего ремесла, которое кормит меня и по сей день. Но ткачество приносит больше убытков, чем прибыли, наполняя мою жизнь трудом и разными хлопотами, и от этого я чувствую себя весьма несчастным.

Когда ткач завершил свой рассказ, правитель Дамаска отпустил его с миром, а своим собеседникам — министру и князю Сейф-уль-Мулюку — сказал:

— Этот человек кажется мне не более вашего довольным жизнью, и все-таки я пока не могу поверить в то, что никто на земле не считает себя вполне счастливым.

И он предложил министру сходить и расспросить всех придворных и военачальников.

— А сам я, — прибавил он, — поговорю с ними отдельно и узнаю, есть ли у них тайные горести, лишающие покоя и не дающие наслаждаться жизнью.

У царя хватило терпения лично поговорить с каждым, но среди всех его приближенных не обнаружилось ни одного, который был бы совершенно спокоен и счастлив. Один жаловался на плохую жену, другой — на непослушных детей; некоторые были недовольны денежными затруднениями; прочие жаловались на недостаток здоровья… Короче, Бадр-эд-Дин Лоло увидел, что каждый из них имел основания быть неудовлетворенным своим положением.

— Напрасно вы ищете, ваше величество, — сказал ему министр, — во всем подлунном мире вы не найдете человека, довольного жизнью!

— Но я не разделяю твоей уверенности, — возразил царь, — и вот какая мысль пришла мне в голову. Наш спор можно разрешить таким образом: прикажи, чтобы во всех городских кварталах завтра же огласили мой указ, согласно которому те, у кого нет повода печалиться и сожалеть о чем-либо в жизни, те, чья судьба сложилась в соответствии с их желаниями, — все эти люди, свободные от горестей и недовольства, предстали бы в трехдневный срок перед моим троном.

Прошло три дня, но никто во дворец не явился. Царь был очень удивлен тем, что в столь богатом и многолюдном городе, как Дамаск, не оказалось ни одного счастливого человека. Он сказал Ата-уль-Мульку: