Виктория Токарева: Я есть, Ты есть, Он есть

- А ты не хочешь спросить: как я?

Мать скрывала диагноз. Видимо, не хотела огорчать и не рассчитывала на поддержку. Она прошла эту дорогу одна.

Родительская любовь не возвращается обратно. Движется в одну сторону. К детям.

Мать любила Анну больше всех на свете. Анна так же любила своего сына. Сын будет любить свою семью, Анне останутся какие-то ошметки. Родители отработанный материал. Природа не заинтересована в том, что отжило и больше не плодоносит. И надо обладать повышенными душевными качествами, чтобы любить детей и родителей одинаково.

У Анны не было этих качеств. Значит, и у Олега нет.

За окном смеркалось. С елки упал снег, освобожденная ветка закачалась.

Жизнь справедлива, если подумать. И человек получает возмездие за свою вину. Анна получила за мать и за свекровь. От Олега и от Ирочки. Сработал закон бумеранга.

- У меня нет детей. Знаете почему? - вдруг спросила Лида. - Мой прадед был пастухом и изнасиловал дурочку.

- Какую дурочку?

- В деревне дурочка" жила. Ее никто не трогал. А он посмел. Деревня его прокляла. На нашем роду проклятие - Значит, прадед виноват, а ты должна платить, - скептически заметила Беладонна.

- Должна, - серьезно сказала Лида. - Кто-то ведь должен. Почему не я?

- Ерунда! - отвергла Беладонна. - Некоторые всю жизнь насилуют дурочек. И ничего. Живут.

Дрова распались в крупные угли. Пламя неспешно писало свои огненные письмена. Три женщины смотрели на огонь, как будто пытались прочитать и расшифровать главную тайну жизни.

Так, наверное, сидел в поле у костра продрогший молодой пастух-прадед. А неподалеку бродила молодая спелая дурочка.

***

Олег Лукашин, хирург городской больницы, шел к своей матери после семимесячного перерыва. Семь месяцев.

За это время может родиться ребенок. Живой, хоть и недоношенный. Говорят, что Наполеон был семимесячным.

Олег шел к матери пешком - до метро. Спускался в метро. Качался в вагоне. Плыл на эскалаторе Выплывал на земную твердь возле Киевского вокзала Ждал автобуса, автобус не шел. Такси в этом месте не останавливалось. У них за углом была официальная стоянка. К стоянке очередь, как митинг неформалов. Проклятое какое-то место.

Черноволосые люди продавали гвоздики. Цветы стояли в стеклянном аквариуме, и там горели свечи. Видимо, так защищают от холода хрупкое временное цветение.

Все очень просто. Но Лукашину вид свечей и цветов напомнил церковную службу. В подмосковной церкви. Батюшка был старый, неряшливый и грубый. Застойный батюшка. Поп-бюрократ. А старухи - настоящие. Но при чем тут это?

Думать связно Лукашин не мог ни о чем. Какие-то обрывки мыслей, ощущений. Он стоял на привокзальной площади, как голый нерв, а вокруг творилась грубая жизнь, которая цепляла этот нерв и закручивала.

Надо бы напиться, но не помогает. Когда напивался - кричал не про себя, а громко. Соседи прибегали, грозились милицией.

...Она сказала: хочу собаку.

Хочешь собаку - купим. Будет тебе собака. Если бы он тогда не согласился: "Ну вот еще, зачем нам собака?

Что сторожить? У нас и дома-то нет".

Но он сказал: купим.

Утром выходили из квартиры. Ирочка зацепила плащом за острый угол мусоропровода Плащ затрещал, порвался. Они остановились. Вместе рассматривали отвисший лоскут, похожий на собачье ухо. Ирочка расстроилась. Личико стало растерянное. Плащ фирменный, навороченный, с примочками Ирочка им гордилась.

После Олега плащ был самым престижным в ее жизни.

Ирочка - обыкновенная женщина. И за это Олег ее любил. Он так соскучился по естественности, обыкновенности. Все вокруг - личности, понимаешь... А вся эта личность - не что иное, как самоутверждение за счет других, и в том числе за его счет, Олега Лукашина. "Смотри, какая я вся из себя уникальная, а ты - совковый мэн". "Совки" - от слова "советы". Значит, советский мужчина. Ни денег от Тебя, ни галантного обхождения, и в совках бардак.

А Ирочка - как роса на листке. Как березовый сок из весенней березы. Он целовал ее в растерянное личико, утешал. Ирочка была безутешна. Потом отвлеклась от своего плаща, включилась в поцелуй. Они стояли возле мусоропровода и пили друг друга до изнеможения.

- Давай вернемся, - пересохшим голосом сказал Олег. Если бы они тогда вернулись, не поехали на Птичий рынок - все было бы иначе.

Но поехали. Купили. Ирочка взяла в руки теплый комочек и не смогла отказаться.

- Какая это порода? - спросила Ирочка у хозяина.

- Дворянин.

- Дворняжка, - перевел Лукашин. - Давай еще походим, посмотрим.